– Как же вы, батенька, умудрились так набраться? Просто уму непостижимо, куда могли вы упрятать сосуд с вином? Там же у вас теснота невообразимая! – Макаров выглядит раздраженным и встревоженным одновременно.
– Клянусь, Степан Осипович! Даже пробку не нюхал. Не путал меня бес, ей-ей.
– Может быть, от кислорода опьянели, – это единственный мичман на весь наш почитай чисто лейтенантский корабельный офицериат – Подъяпольский. Он уже не юноша, ему также под тридцать, как и остальным, и, говорят, раньше он тоже был лейтенантом.
– Никак нет, Иван Иванович. Воздух у меня во всех баллонах. Тот самый, которым мы дышим. Чистого кислороду мне неоткуда взять.
– И что же, что воздух?! В кессонах вон тоже воздух, а только люди, что им дышат под давлением – хмелеют.
– Надо же! Вот не знал. Да только откуда же на моей подводной лодке взяться повышенному давлению? Она же у меня герметичная!
– А куда вы, милостивый государь, воздух после выдоха деваете? – Макаров ехидно щурится.
– За борт через клапан выпускаю.
– Насосом выкачиваете?
– Сам уходит, – я бью себя по голове, и отошедший куда-то ненадолго бодун – тут как тут. Начинает ломить виски, и я замираю от настигшей меня боли.
Видимо, смена выражения лица была достаточно выразительной, потому что Зацаренный даже побледнел от сочувствия:
– Вы уж, Петр Семенович, поаккуратней с казенным-то имуществом! Ну, сплоховала головушка, но ведь без нее думы думать никак не получится. А это нам нынче надобно.
Этот человек раньше, кажется, служил с нашим командиром, причем отношения между ними давно сложились. Хотя, если говорить о головушке, то как раз о лейтенантской и следует в первую очередь. Буйная она у него, темпераментная, если выразиться помягче. Ведь и катер ему достался самый лучший – мореходный, и с приличной скоростью, и в пекло он на нем первым лезет, увлекая за собой остальных.
– А как, позвольте полюбопытствовать, меня из моря выловили? Ничего ведь не помню.
– Взрыв вашей торпеды мы расслышали, отсчитали потребное время и вышли в точку рандеву. А вы там, словно дельфин, резвитесь. Ныряете на просторе, будто морю родное дитя. Вот и ловил Измаил Максимович вашего ныряльщика за хвост, гадая о месте, где в другой раз покажетесь на поверхности.
– Ничего страшного, Петр Семенович. Курс вы выдерживали строго, и ритм был четкий. Набросили шестом удавку на кормовой рым, а потом стекло вынули, и запоры люка отпустили. Клемин хорошо знает устройство субмарины, так что, как только обуздали вас, сразу продул цистерны и тогда уже вынули тело ваше горланящее. Кстати, не напоете ли?