– Прости, – шепчет он, хватая меня за руку. – Прости, что не смог прийти раньше.
Темное пятно на ткани снова притягивает мой взгляд.
– Как это случилось? – Я трясу и трясу головой. Наконец, чувство, что она набита ватой, проходит. Ко мне возвращается острота ощущений.
– Они взяли меня и повели, – начинает он шепотом, – в пустошь… Неважно. Я же здесь.
– Это важно.
Коул немного отодвигается, и я ахаю от ужаса: он оттягивает воротник своей рубашки настолько, что становятся видны полоски серой ткани: подкладкой изношенного плаща он забинтовал плечо. Там, куда попала пуля, серая ткань совсем почернела.
Я не могу выговорить ни слова от негодования, которое клокочет во мне.
– Кто? – наконец, удается мне прохрипеть.
– Не твой дядя, если ты об этом. – Коул, морщась, опускает рубашку. – Он не смог. Ружье взял другой человек.
– Значит, Бо, – киваю я. – Ты уверен, что все обойдется?
– Мне уже лучше. – Но в уголках его глаз застыла боль.
Коул ведет меня через пустошь обратно, бережно прикрывая меня собой. Несмотря на раны, он, судя по всему, чувствует то же, что и я: каждый из нас боится, как бы второй не исчез. И он явно испытывает ту же потребность время от времени дотрагиваться до меня, чтобы убедиться, что и он, и я все еще здесь.
– Как ты выжил? – спрашиваю я.
– Все получилось не так удачно, как хотелось бы, – он вздыхает, неглубоко. – Дело осложняется.
– О чем это ты?
– У меня не было выбора. В тот момент держать себя в руках не имело смысла, – он даже начинает смеяться, но мешает боль.
– Ты показал им свою силу колдуна?
– У меня тогда была только одна мысль – остаться в живых.
– И что ты сделал?
В ответ Коул взмахивает рукой, и, повернувшись к нему лицом, я вижу, что он исчезает, становится полупрозрачным. Ветер дует прямо сквозь него, и Коул растворяется, исчезает прямо у меня на глазах. Я кручусь во все стороны, но его нет. Меня охватывает страх, а ветер нарастает, дергает за плащ Коула, кружит вокруг меня. Миг, другой, и снова его руки обнимают меня, его глаза заглядывают в мои.
– Лекси, когда они вывели меня в пустошь, я понял, в первый раз за очень долгое время, что не хочу страдать. Не хочу лишиться… всего из-за преступлений кого-то другого. Если бы я понял это немного раньше, – говорит он и улыбается, кривясь от боли. – Я думал только об одном… когда он поднимал свое ружье, когда взводил курок, думал только о тебе. Я хотел услышать твой голос. Снова ощутить твои пальцы на своей руке. Я осознал, что связан с тобой, и мне казалась невыносимой мысль о том, что нас разлучат. Что я тебя потеряю.