И, наконец, Коул передает мне череп. Взяв его в руки, я тихо ахаю: передо мной полураздавленное лицо, заросшее мхами и худосочной травой. Череп напоминает жуткий цветочный горшок, из глаза наружу пробиваются корни. Так вот что сотворили с ней, с Ближней Ведьмой, когда нашли в ее саду мертвого мальчика. Я пробегаю пальцами по искореженному черепу – кость на скуле раздроблена, глазница разбита – и содрогаюсь, представив, как отряд дозорных тащит в пустошь Коула.
– Лекси? – Коул, оказывается, уже долго ждет, когда я заберу у него следующую кость. – С тобой все в порядке?
Я перевожу дыхание – вдох, выдох – и бережно укладываю череп в наполняющуюся корзину. Сквозь прогалины в кронах видно, как солнце ползет по небу. Поиски костей отняли слишком много времени. Еще дольше мы их собираем.
Коул продолжает рыть, но ему все труднее, все длиннее перерывы от одной находки до другой. На расстоянии слышен ружейный выстрел, и я подскакиваю, всматриваюсь, но вижу только деревья.
– Ты очень этого хочешь, Коул? – спрашиваю я. И он сразу понимает, о чем я.
– Всем сердцем, – отвечает он и, поморщившись, протягивает мне очередную кость. Рука Коула становится полупрозрачной, и, клянусь, я слышу, как ветер прокатывается по круглым холмам, навстречу отряду. – Но долго мне их не удержать.
Над головами у нас раздается щелк, щелк, щелк – там ворона играет с маленькой косточкой, точно, как раньше. Только на этот раз эта кость нужна мне. Я спрыгиваю на землю, оставляю корзину, и, найдя какой-то камень, прицеливаюсь. Первый камень не долетает до цели – я плохо прицелилась и бросила неловко. Ворона сидит, как ни в чем не бывало, моя атака ее ничуть не потревожила. Я так и слышу недовольный голос отца.
Сосредоточься, Лекси. Отнесись к этому серьезно.
Я вытягиваю из чехла нож, пальцы привычно ложатся в ложбинки рукояти, потом переворачиваю оружие, берусь за острие. Прохладный металл ласкает кожу. Медленно выпрямляюсь, оцениваю на глаз расстояние. Поднимаю руку к плечу и бросаю без замаха. Нож взмывает в воздух и пригвождает ворону к дереву. Испустив хриплый крик, птица, к моему изумлению, распадается на горсть черных перьев, палочек и камешков. В точности как фальшивый Коул ночью на пустоши. Я ошарашенно гляжу на кучку мусора, которую венчает хрупкая белоснежная косточка, и поспешно хватаю добычу. Надо бы перестрелять и остальных ворон, думаю я, но вдруг слышу хлопанье крыльев, хруст, шелест, и лесной мусор у меня под ногами сам собой начинают собираться в нечто, отдаленное напоминающее птицу, только клюв немного сбился набок, а один каменный глаз съехал вниз. Кривая ворона оживает, а когда она взлетает и садится на ветку, то ее уже не отличишь от живой птицы. Вздрогнув, я выдергиваю нож из ствола и спешу назад, к Коулу. Бросаю косточку в корзину к остальным, а нож засовываю за кожаный ремень на поясе.