– Не понимаю, – жестко ответил я. – Мой начальник – немец. Один из лучших моих товарищей – татарин.
– Правда? – вступил президент. – И как, твой начальник часто читает по-немецки в оригинале? А друг, он сохранил веру в Аллаха или уже крестился? А если вроде бы сохранил – выпивает ли водки по праздникам?
Я тихонько зарычал. Положительно, эти люди были невыносимы. А «Алекс» тем временем продолжал:
– Вспомни, каковы критерии русскости в вашей собственной Империи?
– Язык, культура, самоидентификация, – ответил, не думая.
– Долго ли забыть себя? Если язык и культура – вокруг тебя? Среди своих-то, вот в чем фокус… Литвиния держится, но только потому что очень грамотно балансирует между русофобией и дружбой. Надолго ли хватит?
– Не понимаю. Это-то тут при чем?
Президент налил себе полный стакан, отхлебнул:
– Вот в чем дело. Мы видим в вас – русских. Во всех. С нашей точки зрения в вашей тысячелетней Империи нет эллина и иудея. Уезжавшие делать карьеру в Россию во времена Империи становились для нас москалями. Сталин – тоже был москаль, неважно, что русских он тоже давил, и что был по крови осетин; титульной культурой, на основе которой строилась советская, была ваша, пусть и изуродованная. Брежнев и Хрущев. Все остальные. Русские. А Новую Галицию заселили те, кто хотел идентичности. Если со своей не выходило, то хотя бы новогалицийской. Которая вам покажется игрушечной. Они даже создали новый язык, вы понимаете, что это значит? Саша, что будет, если мы согласимся?
– Нас повесят. На площади. А челноки попытаются расстрелять на подлёте из противометеоритных пушек. И будут в своем праве.
– Да что за бред вы несете? – взорвался я. – Люди же погибнут, русские лю…
Замолк.
– Вот-вот, – кивнул Алекс. – Обратная сторона грустного парадокса. Мы видим в работающих с вами русских. Ты, неглупый и умеющий критически мыслить человек, инстинктивно видишь русских в нас. Может, потенциальных, недоделанных, но русских. Противоречие в картинах мира. Пусти мы вас хоть на ноготь к себе – и вы сами того не замечая, желая лишь лучшего, начнете нас ассимилировать. Из самых добрых побуждений.
Я отошел к перилам. Выпил залпом, не чувствуя мерзкого вкуса.
– Пустить помощь по линии ООН?
– Все знают, чьи решения озвучивает сейчас Ассамблея.
– Залегендировать под частную благотворительность? Коммерческие корабли…
– Частных судов нужного тоннажа нет ни у кого. Благодарите приказ о всеобщей мобилизации космического транспорта под эгиду вашего Космофлота, проведенный через ООН.
– Что же делать… – пробормотал я.
– Ты когда-нибудь любил? – спросил вдруг президент. – Безответно и безнадежно?