Открытие природы (Вульф) - страница 13

. Он усердно учился, Александр же грезил о тропиках и приключениях{73}. Он мечтал уехать из Германии. В детстве он зачитывался дневниками Джеймса Кука и Луи Антуана де Бугенвиля, совершивших кругосветные плавания, и воображал себя в дальних краях. Любуясь в Ботаническом саду Берлина тропическими пальмами, он желал одного – увидеть их в естественной среде{74}.

Эти незрелые грезы приобрели серьезность, когда Гумбольдт отправился со своим старшим другом Георгом Форстером в четырехмесячную поездку по Европе. Форстер, немецкий натуралист, сопровождал Кука в его втором кругосветном путешествии. Познакомившись в Гёттингене, они подолгу обсуждали ту экспедицию, и захватывающие рассказы Форстера об островах южной части Тихого океана делали еще острее жажду Гумбольдта отправиться в дальний путь{75}.

Весной 1790 г. Форстер и Гумбольдт поехали в Англию, Нидерланды и Францию. Больше всего их манил Лондон, где все наводило Гумбольдта на мысли о дальних краях. Темза была запружена судами с товарами со всех концов света. Ежегодно порт принимал 15 000 судов с пряностями из Ост-Индии, сахаром из Вест-Индии, чаем из Китая, винами из Франции, древесиной из России{76}. Река от берега до берега представляла собой «черный лес» мачт{77}. Между большими торговыми кораблями теснились сотни барж и корабликов помельче. Все это скопление было впечатляющим портретом могущества Британской империи.

Вид на Лондон и Темзу. Акватинта Р. Хейвелла, 1836 г.

© Wellcome Collection / CC BY

В Лондоне Гумбольдт познакомился с ботаниками, путешественниками, художниками, философами{78}. Он виделся с капитаном Уильямом Блаем (командовавшим бунтом на «Баунти») и Джозефом Бэнксом, ботаником Кука в первом кругосветном плавании, теперь ставшим президентом Королевского общества (Royal Society) – самого крупного объединения ученых Британии. Гумбольдт пришел в восторг от очаровательных рисунков и набросков, привезенных художником Уильямом Ходжесом из второго плавания Кука. Ранним утром, открывая глаза, Гумбольдт видел на стене своей комнаты гравюры с судами Ост-Индской компании, что часто служило ему тягостным напоминанием о его несбывшихся надеждах{79}. «Меня обуревает такое нетерпение, – записал он, – что мне часто кажется, что я схожу с ума»{80}.

Когда грусть становилась невыносимой, он предпринимал в одиночестве длительные прогулки. Однажды, бродя по сельскому Хэмпстеду к северу от Лондона, он увидел на стволе дерева объявление о вербовке моряков{81}. На короткий миг ему показалось, что нашелся ответ на его желания, но, вспомнив о суровости матери, он опять затосковал. Гумбольдт испытывал необъяснимую тягу к неведомому, то, что немцы называют