— Зачем ты положил камень на мамину могилу?
Он пожал плечами.
— Не знаю. В знак уважения. Может, чтобы попросить прощения, за себя и Осу. Глупо, я знаю. — Исак замолчал, отвернулся.
— И какую же зацепку ты надеялся найти в этой спальне? — спросила Вероника.
Он снова пожал плечами.
— Не знаю. Ты рассказала, что твой папа ничего здесь не менял с того вечера, как пропал Билли, и мне ужасно захотелось увидеть эти комнаты собственными глазами. Что-то вроде последней попытки.
Вероника подошла к столику, в котором рылся Исак. Ящики были выдвинуты. Задвигая их, Вероника заметила украшения, блеск атласа… На столике — мамина фотография в рамке. Рядом с ней — ваза с двенадцатью прекрасными розами «магдалена», почти безупречный букет. Одна роза наклонилась — наверное, Исак задел. Лепестки нежные, словно бархатные. В воздухе пахнет цветами. Вероника не была здесь двадцать лет и, как и в комнате Билли, теперь словно шагнула прямо в детство. В этой спальне остановилось время. За приоткрытой дверцей платяного шкафа рядком висели мамины платья и жакеты. Вероника провела ладонью по ткани, наклонилась, вдохнула запах.
Моя девочка. Мой мышонок…
Исак двигался так мягко, что она не слышала, как он поднялся. Уловила движение краем глаза, обернулась, готовая вскинуть ружье. Но он подошел к окну и теперь смотрел на сад. Вероника закрыла дверцу шкафа. Дробовик она держала так, чтобы можно было снова быстро прицелиться.
— Как думаешь, он явился оттуда? Томми Роот, мой отец. Прошел через кукурузное поле и забрал твоего братишку?
— Может быть. — Вероника встала за ним и глянула через его плечо. Гром уже начинал ворчать, но лунное сияние пробивалось еще сквозь тяжелые тучи, волшебным образом превращая розовые кусты в сверкающий металл.
— У тебя не бывает такого странного ощущения, — тихо проговорил Исак, — что прямо рядом с тобой творится что-то, чего ты не понимаешь, хотя изо всех сил стараешься понять?
Вероника помедлила с ответом. Исак описал именно то чувство, которое двигало ею все последние дни. Неудивительно — ведь они оба участники одной и той же трагедии. Делят одно горе.
— Мои клиенты иногда спрашивают, что сделать, чтобы принять то, что принять невозможно, — сказала она. — Как объяснить то, что не поддается объяснению. Но на такие вопросы иногда просто нет хорошего ответа.
Исак медленно кивнул. Тучи в очередной раз поглотили луну, и сад погрузился в темноту. На горизонте уже сверкали первые молнии. Далеко над кукурузным полем мигали красные глаза ветряных великанов.
— И еще, — сказал Исак. — Когда я первый раз влез сюда, то забрался в старый коровник. И кое-что там увидел. Так вот, это кое-что меня тревожит…