Двор заливал свет фар. Открывались и хлопали дверцы, к дому двигались неясные фигуры.
— Кто-нибудь видел, что ты сюда направляешься? — прошептала Вероника, пока они торопливо спускались по лестнице.
— Вроде нет. Но я заезжал в парк — удостовериться, что ваши машины там. Меня могли заметить.
— А где ты оставил мотоцикл?
— На проселке, по ту сторону кукурузного поля.
— Ладно. Папа точно не должен тебя тут видеть. Выйди тихонько через заднюю дверь, а я попробую их задержать.
Исак кивнул и сделал пару шагов к кухне. Остановился, обернулся, желая что-то сказать.
— Давай же! — прошипела Вероника и подтолкнула его.
Она быстро вернула дробовик на место, в тайник под лестницей, и едва успела выйти в прихожую, как в дверь застучали. Это был не отец. На пороге стояли дядя Харальд и Сёрен-Торгаш. Белые рубашки, закатанные рукава, тяжелые взгляды.
— П-привет. Вам что-то нужно? — Вероника чувствовала себя так, будто ее застали на месте преступления.
— Где он? — спросил дядя Харальд.
— Кто?
— Твой дружок. Исак Роот. Сын Томми. Где он?
Дядя Харальд протиснулся мимо нее и широкими шагами направился к кухне. Сёрен крепко взял ее за локоть и поволок за собой. Кухонная дверь, ведущая на террасу, была распахнута. Свет карманных фонариков заметался по лужайке. Вероника услышала собачий лай; кто-то крикнул:
— Вот он! Ату его!
Собачий лай перешел в яростное хрипенье, смешался с криком боли.
— О чем ты думала, Вера? — спросил Сёрен, таща ее за собой в сад. — Когда везла его сюда, впускала в дом? Сына Роота? В дом своей матери?
Пятна света перестали метаться и собрались в одном месте. Собаки возбужденно лаяли, но затихли, едва дядя Харальд прикрикнул на них.
Высокая трава была мокрой, и босым ногам стало холодно. Вероника хотела вывернуться, но дядя Сёрен задрал ее локоть повыше, и Веронике пришлось встать на цыпочки. Он толкнул ее вперед, к свету фонариков, и не отпускал, пока они не оказались на месте. Мужчины собрались в круг. Патрик держал на сворке двух самых больших собак дяди Харальда. Рядом с ним стояли оба брата Стрид. Поднятые плечи, квадратные тела, не привыкшие к белым рубашкам и костюмам.
Собаки, натянув поводки, скалили зубы на Исака, который скорчился в центре круга. Одна штанина разорвана в клочья. Видна окровавленная кожа.
У Вероники перехватило дыхание, и она ощутила нарастающую дурноту.
— Ты знала? — просипел дядя Харальд. Дернул ее за руку, принуждая смотреть в глаза. — Знала, кто он?