(Мф. 22: 39). Размышляя о том, что означает эта заповедь, важно помнить контекст.
Фарисеи, узнав, что Он посрамил саддукеев, собрались вокруг Него, и один из них, законник, испытывая Его, спросил: «Учитель! Какая заповедь в законе самая главная?» Он же сказал ему: «Возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим, и всею душою своею, и всем разумом своим. Это главнейшая и первая заповедь. Вторая же подобна ей: возлюби ближнего своего как самого себя. На этих двух заповедях утверждаются и весь закон, и писания пророков (Мф. 22: 34–40).
Законник и фарисей ставит вопрос о самой главной заповеди в законе. Ему интересна иерархия заповедей: что важно, что не очень, а что важнее всего. Это формальный подход: есть неподвижные вечные заповеди, и их, как драгоценные камни, можно раскладывать в разном порядке, сортировать по размеру, чистоте, качеству огранки…
Отвечая законнику, Господь обращает внимание на другое – на абсолютные основания, вызывающие к жизни закон и дающие смысл каждой заповеди. Если принять этот порождающий принцип и довериться ему, заповеди можно и не заучивать: кто любит, никогда не станет убивать, предавать, лгать и красть. Напротив, если не принимать закон любви, знание и соблюдение заповедей будет бессмысленным, любая из них превратится в «убивающую букву»[30], о которой говорил апостол Павел.
Внутри этой тройственной формулы («Возлюби Бога всем сердцем своим и ближнего как самого себя») в центре стоит любовь к Богу как полнота личного отношения к Нему: Возлюби Господа Бога своего всем сердцем своим, и всею душою своею, и всем разумом своим (Мф. 22: 37). Вторая же заповедь подобна первой, строится по ее образцу, но и значительно отличается от нее: ближнего нам заповедано возлюбить как самого себя, а не как Бога.
Логика открывается примерно такая: согласно первой заповеди, я сам обращаюсь к Богу в стремлении возлюбить Его, создаю с Ним глубоко личные отношения. То же я предполагаю и в ближнем. Возлюбить ближнего как самого себя в этом контексте означает увидеть в нем того, у кого тоже есть личные отношения с Богом, кто не чужд Ему. Если я заслуживаю уважения и любви, поскольку Бог меня видит («Твое созданье я, Создатель, Твоей премудрости я тварь», как говорит Державин в своей удивительной оде «Бог»), то и ближний именно по этой причине достоин как минимум моего внимания, а в пределе – любви. Господь предлагает нам мыслить любовь к Богу, ближнему и самому себе как единое событие. Мы отныне уже не можем говорить о любви к Богу, не имея в виду особого отношения к ближнему и особого самосознания. Общение с ближним будет определяться пониманием Бога, явленного во Христе, и самоуважением. Наконец, верно относиться к самому себе для христианина возможно лишь в перспективе богообщения и диалога с Другим.