– И какие у тебя предложения, сержант? – Титоренко посмотрел Васину прямо в глаза – Как сложно ночью по лесу идти, знаю, но еще лучше мне известно, что бывает за невыполнение приказа.
– Товарищ лейтенант, – Васин вытянулся по стойке смирно, – разрешите сходить в разведку! Я быстро обернусь, тогда и решите, что делать.
Титоренко сам понимал, что необходимо уточнить обстановку, но времени было в обрез, тратить его даже на весьма полезные вещи было нежелательно. Не ответив на предложение сержанта, лейтенант снова присел на валежину и посмотрел на Васина снизу вверх.
– Дай-ка своего табачку, сержант, – и, обращаясь ко всем, сказал: – Можно покурить и оправиться.
Бойцы снова расселись вокруг командира и молча закурили. Лейтенант, окутанный клубами табачного дыма, о чем-то напряженно думал. Наконец, ткнув самокруткой в ближайший ствол дерева, загасил окурок и как человек, пришедший к определенному решению, энергично встал и приказал построиться.
– Слушайте боевой приказ, – заговорил он сухим командирским тоном. – Впереди по шоссе на расстоянии до трехсот-четырехсот метров, ориентир – сухое русло ручья, обнаружены признаки наличия противника. Учитывая крайнюю необходимость прибыть к месту дислокации штаба армии не позднее завтрашнего утра и невозможность соблюдения этого срока при движении группы вне шоссе, требуется скрытно приблизиться к противнику. В случае благоприятных обстоятельств, в частности, исходя из численности противника, последнего уничтожить и продолжить движение по шоссе к месту назначения. Порядок движения до соприкосновения с противником следующий… – лейтенант сделал паузу и достал из планшета карту.
Через несколько минут командир довел до личного состава свой план предстоящей операции с детальным уточнением роли каждого.
Титоренко дополз до придорожных кустов и осторожно выглянул. В этом месте шоссе пересекало обширную поляну, вернее даже, луг, и шло на подъем. Дорога как бы перечеркивала с запада на восток большое зеленое блюдо, по краям обрамленное низкорослым кустарником. Дальше был лес. Лейтенант находился в истоке дороги, вытекающей на свободное от леса пространство, и пространство это, приподнятое в сторону закатного солнца, просматривалось до мельчайших деталей.
Посмотреть было на что. В центре поляны на противоположных сторонах дороги перпендикулярно к проезжей части застыли два немецких Т-III. Танки стояли дальше кромки шоссе, уставившись друг на друга темными зрачками своих 37 миллиметровых пушек, и были похожи на лавки старьевщиков. На их корпусах и даже башнях были во множестве закреплены запасные траки и катки, тросы и лопаты, ломы и кувалды, чемоданы и ящики. На башне левого танка шеренгой выстроились двадцатилитровые канистры. Метрах в десяти от танков на шоссе, повернутый в восточном направлении, замер легкий четырехместный вездеход «кюбельваген». Между танками и вездеходом бесновались десятка полтора немецких танкистов и пехотинцев. Судя по количеству солдат в черной форме, танкистов было больше. Пятеро из них, положив руки друг другу на плечи, образовали круг и, приплясывая, горланили песню. Титоренко прислушался. Слова песни были достаточно разборчивы: