Кранц был всеобщим козлом отпущения. Самые неприглядные вещи выпадали всегда на его долю.
-- Я тоже хочу переехать, -- жалобно сказал Кранц. -- Зачем я тут буду сидеть один и ожидать этого чёрта?
-- Ну, так идите его искать, -- насмешливо возразил Ратинович.
Но трудность положения окрылила сообразительность Кранца.
-- Постойте, господа, -- радостно сказал он, -- зачем же оставаться людям? Оставим ему просто одну лодку!
-- А в другой как переедем все вместе? -- возразил Рыбковский не без лукавства. -- Смотрите, зыбь поднимается!
Кранц с сомнением взглянул на реку. Он боялся волны.
-- Как-нибудь переедем! -- сказал он, утешая себя.
Броцкий уже складывал посуду в корзину, как вдруг высокая фигура Ястребова неожиданно вынырнула из кустов.
-- А чтоб вас! -- накинулся на него Броцкий. -- Отчего вы не отзывались? Мы кричали, чуть не охрипли.
-- Охота вам кричать, -- возразил Ястребов.
-- Как охота!? -- горячился Броцкий. -- Видите, домой надо ехать!
-- Так, ведь, я пришёл, -- сказал Ястребов.
-- Слышите? -- настаивал Броцкий. -- А мы откуда знали, что вы придёте?
-- Я сам знал! -- сказал Ястребов с важным видом. -- Довольно и этого...
Все засмеялись. Ястребов спокойно посмотрел кругом, потом неторопливо сошёл к берегу, столкнул на воду лодку и, вскочив через борт, стал отгребать от берега.
-- Куда вы, куда?.. -- кричал Кранц.
Но Ястребов уже выплыл на средину и не обращал внимания на крики.
Через пять минут другая лодка тоже двинулась. Рыбковский держал корму. Ратинович и Броцкий изображали мельницу из своих вёсел ещё усерднее прежнего, и глаза Ратиновича были совсем ослеплены от едкого пота, стекавшего под очки. Марья Николаевна уселась на ковре, сложенном вчетверо, опираясь спиной на корзину. Кранц сидел на корточках в самой средине лодки. Сесть на дно было невозможно, так как доски были мокры. Утлая лодка при каждой набегавшей волне поднималась вверх и потом грузно опускалась вниз кормовою частью, как будто желая зачерпнуть воды через заднюю втулку. При каждом таком прыжке Кранц вскрикивал и хватался руками за борта. Вдобавок гребцы немилосердно плескали вёслами, и ветер относил брызги как раз на пункт, который досталось занимать Кранцу. Светло-зелёное пальто приобрело тёмно-бутылочный цвет от промочившей его влаги. Марья Николаевна только смеялась. Она не боялась непогоды, а может быть, также верила в кормчего, при пробеге волны каждый раз искусно отворачивавшего корму и потом немедленно придававшего ей прежнее направление.
-- Пройдёмте к Шиховым, посмотрим, что у них делается, -- сказала Марья Николаевна, когда пятивёрстная ширина реки осталась, наконец, сзади, и маленькое общество стояло на берегу.