Орбач посмотрел на Гарсиа сквозь очки; тот в свою очередь поглядел на море и энергично сплюнул.
1964
Конечно, перемены происходили каждый день, каждый час, иногда они были сперва незаметны, но потом непременно ощущались и обсуждались. Многих они повергли в отчаяние. А как жил Габриэль? Ежедневная работа, каждый день все тот же маршрут, исполнение очередных распоряжений, разработка новых моделей, вечные разговоры о бюрократизме. Списки желающих трудиться сверхурочно и безвозмездно, выборы в новую профсоюзную группу, и все это в атмосфере напряженной, чреватой осложнениями, грозными опасностями, среди всяческих слухов, зловещих пророчеств, среди мрачных известий, которые на самом-то деле были ложными, были «утками», сочиненными вражеской пропагандой, среди черных призраков штурмов, интервенций, угроз… И все это вперемешку с будничным: у детей грипп, сестре сделали кесарево сечение, в семье, бог весть из-за чего, бесконечные ссоры…
Габриэлю чудилась опасность даже в уличных разговорах — рабочий люд толковал о мобилизации на сельскохозяйственные работы. Говорили, что едут завтра или послезавтра, в таком-то часу, что получили извещение. «Выезжаю пятнадцатого». И другой: «А я — восемнадцатого». Люди собирались в указанных местах, где уже стояли автобусы или грузовики, или у железнодорожного вокзала. Их провожали родные, несли чемоданы и узлы, стараясь чем-то помочь при отъезде. Приходили также прощаться друзья, тепло приветствовали встречные. Уезжающие были одеты по-дорожному и чувствовали себя неловко в свеженакрахмаленных рабочих костюмах цвета хаки, вынутых для такого случая из шкафа. Иные шагали к сборному пункту слегка удрученные, размышляя о том, что ждет их впереди. Кое-кто нашаривал и трогал в своем кошельке что-то заветное, чтобы обрести уверенность. Женщины тихонько разговаривали с отъезжающими, в десятый раз спрашивали, не забыто ли что-нибудь, и умоляли быть осторожными, давали бесчисленные советы. Одни приходили пешком, другие подъезжали на каком-нибудь транспорте. Потом собирались вместе.
Габриэль закрыл окно, и шум голосов затих.
МОРЕ
Прошло немного времени, и подул бриз с юго-востока, стало холодно. Рассвет предвещал ветреную погоду, но беглецы этого не знали. «Потом подует пассат, — думал рыбак. — Они так на меня смотрели, так смотрели. А я ничего не могу им сказать. Что они за люди? Плохие или хорошие — почем я знаю! Лодка теперь идет быстро, лодка славная, но они и этого не понимают. Хотя мне-то на черта о них тревожиться? Куда они едут? Что их ждет? Спасение или смерть? Повернуть обратно уже никак нельзя, и также нельзя сказать им правду — что они плывут неведомо куда. Повернуть обратно! Об этом и говорить нечего! И кроме того, разве их убедишь? Смешно даже подумать. Разве мог бы я убедить такого вот Иньиго? Убедить, как тогда, когда мы столкнулись с теми двумя молодцами. Однажды ясным днем бросили мы якорь возле Пунта-Диаманте, и я с ребятами отправился в шлюпке — проверить, где там подводные рифы. Гляжу, приближается к нам другая шлюпка с вооруженными людьми — и один тип целится в меня из винтовки М-52 с кормы. У второго — «базука»