Хосе Мартинес Гордоман был закадычным другом моего Фабиана. Он тоже родился в Понтеведре, в деревне, которую и деревней не назовешь, потому что там никого не осталось — за короткий срок почти все перемерли от голода и холода. Хосе был чуть помоложе Фабиана и жил на улице Компостела. Все его соседи были ньяньиго, сантеро[227], спиритисты, бог знает кто еще. И вот Гордоман — самый настоящий галисиец, христианин — принял их веру и участвовал во всех их сборах и празднествах. Удивляться тут нечему. Он просто женился на негритянке по имени Эстрелья, красавице с черными глазищами. От нее всегда пахло цветочным одеколоном, и вся она была обвешана бусами, а шея и спина посыпана тальком. Эстрелья говорила, что тальк закрывает поры и жара не проходит в тело, да и вообще от талька приятный запах. На редкость зазывная женщина, и Хосе любил ее без памяти. Оба сына Эстрельи играли на барабанах. Один, его, похоже, звали Арсенито, играл на маленьком барабане — редоблете, а второй — это ее сын от астурийца, который работал в кафе «Асуль», — на большом — бомбо. Второго сына, я точно помню, звали Анхелин. Гордоман лучше всех в Гаване играл на гаите. Благодаря ему все так полюбили гаиту, что на ней стали играть в портовых кафе и на гуляньях в парке Палатино. Музыкант он был редкостный. Глаза закроет, щеки раздует — и такая музыка льется… Пресвятая дева, до чего хороша наша гаита!
Гордоман носил широкополую шляпу из тонкой соломки и так лихо закручивал усы, что на него заглядывались. Он с двумя сыновьями и с Эстрельей заколачивал немало денег. Петь Эстрелья не пела, но ей тоже платили и за ее обхождение, и за то, как она рассказывала всякие веселые истории, особенно когда выпьет пива. Случалось, Гордоман заходил к нам и вытаскивал Фабиана из дома. Вел его в «Ветерок» или в «Асуль». Меня, конечно, тоже брали за компанию. Мы пили коньяк — две-три рюмочки, слушали гаиту, рассказы Эстрельи… ну, и подзуживали друг друга:
— Фабиан, дорогой, тебе бы снова жениться.
— Бросьте, Эстрелья, я — человек серьезный.
— Ну и что из того. Скажи моему Хосе, пусть познакомит тебя с Асунтой. Неплохая женщина. Ей пятьдесят, по годам подходит. Стирает, стряпает хорошо. Слушай, милый, для тебя в самый раз.
— А мне по вкусу Каридад, которая торгует овощами. Такая же приятная мулаточка, как вы, но ей восемнадцать.
Фабиан после двух рюмок сразу веселел.
— Слушай, Фабиан, эта восемнадцатилетняя наставит тебе рога.
— Пусть наставит. Лучше сладкая конфетка на двоих, чем горькая луковица на одного.
Так мы развлекались. А потом неделя за неделей все та же работа. И вот однажды мне вдруг подумалось: какого черта, я — сын своего отца, а вовсе не Фабиана Лопеса.