Небольшое село словно зеркало. Кто и что делает, не остается скрытым.
Недавно позвонил мне по телефону секретарь общинного комитета партии одного такого села, которое я курирую как инструктор.
— Очень вас прошу непременно поприсутствовать на завтрашнем заседании у нас, — пригласил он.
— Я был у вас только неделю назад. И другие общины есть, не только вы одни, — попробовал я отказать ему.
— Вопрос, который будет обсуждаться, особенный, ваша помощь крайне необходима! — И он поспешил сказать, что меня будут ждать и без меня не начнут заседания.
Я выехал на следующий день. Столько лет я все по одним и тем же дорогам езжу, что уже и пассажиры, и шоферы, и кондукторы мне знакомы. В этот раз кондуктором был Марин Тревога. Кто ему придумал это прозвище, не знаю, но оно очень точное, а самое важное — он сам уже привык к нему и воспринимает его как фамилию.
— Тревога, когда мы будем в селе? — спросил русоволосый юноша, похожий на школьника или на солдата.
— Кондуктор знает, когда выезжать, — ответил Тревога, — а когда прибудем на место, того и шофер не знает. А сейчас предъявляйте билеты, чтобы не обманывать государство.
— Уж не ты ли государство? — подшутил над ним остриженный юноша. — Если мы кого и обманываем, так это тебя.
— Все мы — государство: и я, и ты, и бабушка Цена, — авторитетно проговорил Марин.
— Что ты говоришь, сынок? — не поняв, к чему ее вспомнили, спросила бабушка Цепа. И сразу же, как бы оправдываясь, пояснила: — К детям ездила. То все времени не хватает, то как обожжет вот здесь что-то, — показала она на сердце, — и не можешь шевельнуться. Как стукнет вам столько же, тогда поймете меня.
Завязался живой разговор. А Марин Тревога, стоя посередине, обращался то к одному, то к другому. Автобус еле двигался. Перед ним ехал грузовик с прицепом, груженный бревнами. Прицеп заносило то влево, то вправо. Поворотов на дороге было так много, что за час езды человека просто укачивало.
Время летело незаметно. Час, на который было назначено заседание, приближался. И я, не имея другого занятия, начал представлять себе, как собираются один за другим участники заседания и занимают свои обычные места. Первым появляется, конечно, дед Никола. Ему скоро восемьдесят, но он еще держится бодро. Дед Никола с 1939 года — член общинного комитета партии. Он медленно открывает дверь, и она протяжно скрипит.
— Немножко маслица ей нужно, учитель, — говорит он секретарю общинного комитета партии, который перед этим три года работал директором школы, и садится на свое место у печки.