С одной стороны засада полная, с другой — новая жизнь, наконец-то покой, если получится подчистить несколько концов, один из которых Влад «Дисней» — этот самый человек, которому он неплохо расчистил поляну для деятельности, прослужив почти пять лет. Хотя не совсем так, если быть правдивым, то скорее авторитет был дойной коровой, предполагая, что на деле Леха бык: «И ведь в натуре, бык комолый!» — Леха усмехнулся, находясь, где-то между радостью от свалившейся на него свободы, а с другой — стоящим на двух лезвиях голыми пятками: ментами и бандюшками, причем и там, и там с «доброй руки» «Диснея» стало известно, кого он ликвидировал за последние три года. «Доказать невозможно, ну так никто и не доказывает! Если попасться, то следующий шаг либо в «ящик», а потом вот на этот металлический стол к красавице Марине, либо на «Полярную сову»… А скорее всего…. да хрен они меня живым возьмут!»
На этой мысли дверь в душ начала открываться, чего просто не могло быть, поскольку это крыло корпуса спецклиники должно было быть пустым. На голых пятках, мощно оттолкнувшись, мужчина по мокрому кафелю проехал в противоположный угол, спрятавшись за открывающуюся дверь. Совершенно голый, приготовившись к чему угодно, беглец застыл, присев на корточки, судорожно ища выход, все время утыкаясь в один ответ: где вход — там и выход!
Марина, осторожно приоткрыла дверь, вода бежала полным напором, разбрызгивая вокруг десяток маленьких струек, распространявших клубящиеся зовущие клубы пара. Раскрыв дверь пошире и явно понимая, что никого нет, посмотрела на отражение в зеркале, перевела взгляд на закрашенное белой краской стекло окна, и тоже ничего не заметив, сплюнула, выругавшись на свою подозрительность. Тепло воды манило и врач, забыв обо всем, бросилась с наслаждением греться.
Она всегда мерзла, и душ был особенно ею любим, хотя ванная, наполненная ароматной пеной, всегда была предпочтительней. Одна из двух работающих леек в душе была особенная — вода не подавалась в нее под давлением, а накапливаясь в емкость большой «груши», падала под своим весом, отчего становилась ласковой, ложившейся на кожу нежно, стекая, унося все заботы и нервозность сегодняшнего дня.
Наслаждаясь с закрытыми глазами, сначала натирая кожу своего совершенного тела жидким мылом, женщина начала медленно поворачиваться вокруг своей оси, будто показывая себя невидимому зрителю. Постепенно, согреваемому организму вторило и воображение. Появилось лицо Зигфрида. Затем его тело, сначала одетое, но постепенно раздеваемое ею, приобретало желаемые формы. Подробности рисовались одна за другой, спускаясь все ниже. Волнующаяся атлетическая грудь, опирающаяся на прорисованные межреберные мышцы и пресс, обнимающие последние, с обеих сторон «косые», сходящиеся к паху. Все это жило возбуждением, воплощалось, обтянутое гладкой, здоровой, в меру загоревшей, кожей. Взгляд закрытых глаз намеренно застыл перед самым тревожным и приятным местом, руки ее вторили, по-настоящему протягиваясь вперед, и совсем неожиданно напоролись на твердое и горячее, то самое… Марина открыла глаза, но настолько остолбенела, что не сразу поняла, что именно попало к ней в руки. Испуга не было, скорее удивление: все, только что ей видимое, идеально совпадало с телом стоящего перед ней мужчины.