Первый акт пьесы мы сыграли, отыграли можно сказать с полным аншлагом. Передовую роту уничтожили, не всю конечно, но как боевое подразделение она перестала существовать. А вот свои позиции мы раскрыли, и сейчас начнёт прилетать уже по нам, так что и своей кровушкой мы умоемся, это и к бабке не ходи. Но хоть помирать не обидно будет, всё-таки евроинтегрантов мы намолотили сверх плана, и почву чужой кровушкой удобрили, от всей широкой рабоче-крестьянской души. Минут через десять после уничтожения ГПЗ противника, к нам на высотку подъехал комроты и привёз один трофейный пулемёт на станке, с расчётом из двух человек, причём наводчиком был первый номер станкача, оставшегося в лесу, так как с максимом, остались «старики-разбойники», знавшие его ещё с гражданской. Ну и патроны к трофеям, он тоже не забыл. Установившаяся тишина настораживала, гансы явно замышляли что-то нехорошее. Как не крути, а их походная застава свою задачу выполнила, основные силы не пострадали, но с другой стороны третью, или скорее четвёртую часть этих сил мы уконтрапупили, об этом и сказал нам ротный, обойдя позиции и подбадривая бойцов. Поговорив с нами, ротный остался на высоте, заняв командно-наблюдательный пункт, и оценив открывшуюся с него перспективу. Иван занял место командира расчёта, а я приготовился корректировать огонь миномётчиков и, прильнув к биноклю, стал всматриваться в опушку леса. Кстати оптику я раздобыл цейсовскую, её мне передал по наследству, застреленный мною фельдфебель, свой же штатный бинокль я одолжил Иннокентию, так как тот довольно часто, особенно в последнее время, оставался за меня командиром орудия.
Из ротного миномёта стрелять можно максимум на восемьсот метров, поэтому его на этот раз разместили прямо на холме, выкопав для него небольшой окопчик и оставив для стрельбы только двух человек, сложили весь запас мин неподалёку. Немецкий же трофейный миномёт установили на своё место в бронетранспортёре, во-первых, всё под рукой и людей много не надо, а во-вторых, я вспомнил про духовские кочующие миномёты, которые мгновенно меняли позицию после нескольких выстрелов, и засечь их, а тем более пристреляться, было практически невозможно. А вот уже из этого самовара можно стрелять на два с половиной километра, и мин к нему довольно много, но это пока, поэтому наводчиком к миномёту стал командир отделения, поставив заряжающим одного из своих бойцов.
Примерно через полчаса после приезда ротного, фрицы зашевелились. На опушке леса они установили несколько станковых пулемётов и начали стрелять, до нас было километра полтора, так что никакого ущерба от их огня мы не понесли, и капитан Алексеев приказал нам по ним огня не открывать. А вот до позиций наших бойцов в лесу, было уже поближе, чуть меньше километра, да и работали по ним три пулемёта, поэтому максим на той стороне стал отвечать, нащупывая короткими очередями пулемёты противника. Буквально через десять минут такой перестрелки, по опушке леса качественно прилетело из миномётов, и позиции заволокло дымом от разрывов, особенно частая стрельба велась по нашему станкачу. А самым поганым было то, что некоторые мины, задевая за ветки деревьев, рвались уже в воздухе, засыпая красноармейцев смертельным градом осколков. Хорошо хоть окопы успели выкопать в полный профиль, да и расстояния между парами бойцов были приличными, пятнадцать-двадцать шагов.