Бутырский ангел. Тюрьма и воля (Земцов) - страница 43

И опять ничего и не произнёс Николай Дмитриевич. Будто слова экономил. Зато два жеста позволил себе. Сначала головой кивнул. Резко, как боднул. Отчего его собеседник на всякий случай назад откинулся. Такой жест, конечно, и за поклон можно было принять. Но это только со стороны и при определённой фантазии. Другим жестом он руку вперёд выбросил. В сторону компьютера, в боку которого флешка с его рассказами торчала. По этому поводу человек по ту сторону стола снова дёрнулся и ещё дальше назад отодвинулся. Понятно, — испугался. Только Калинин кистью своей выброшенной руки маняще-требующее движение сделал. Собеседник успокоился и всё без слов понял. Флешку вынул и гостю протянул.

Жест он понял правильно, но больше ничего не понял, потому что с той же самой ровной, почти заунывной интонацией продолжил:

— Вы, надеюсь, про это и распространяться не будете… Не должны посторонние люди про детали этого проекта знать… Главное, как можно скорее рассказ, где правозащитная тема присутствует… Если всё состоится, обязательно вместе с нами к главным спонсорам… Я Вас, как автора, обязательно в делегацию включу… У Вас загранпаспорт есть? Если нет, ничего — оформите… На законном основании… Вы же теперь — вольный человек… Все права имеете… Вы — их заслужили… Вы — их выстрадали…

Последних фраз Николай Дмитриевич не слышал вовсе. Потому что рванул он из кабинета, где поили его вкусным чаем из красивой чашки, прочь. Резко рванул. Удивительно, что по пути не опрокинул стул с вешалкой в приёмной кабинета и не сшиб всякую дребедень, что там стены украшала. Ещё удивительней, что всё это он сделал молча. Даже не ругался.

Позднее, уже дома, появилось у него желание крепко накатить. В одинаре, безо всяких товарищей-собутыльников, которым что-то говорить надо, а, главное, которых слушать полагается. Совсем недолго подумал об этой перспективе, вердикт вынес мужественный:

— Ещё чего!

Хотя, может быть, и надо было ему в тот вечер выпить. Для поддержания души и сердца! Для снятия стресса и освобождения от всякой пакости, что за последние дни его собеседники ему в душу насовали.

Впрочем, и без помощи алкоголя Калинин ситуацию одолел. Без депрессии, без ступора, без обычных для русского человека желаний в трудный момент «всех и всё послать» в известном направлении. Ночь он проспал крепким и уверенным сном, весь следующий день просидел «на телефоне», советовался с кем только можно по сложившейся ситуации. Удивительно, но, здорово пошатнувшаяся после первого провального тройного виража по издательствам, надежда на рождение книги его вовсе не покинула. Почему то верилось ему, что книга эта всё равно рано или поздно появится. Правда, никакой колокол с триумфальным и раскатистым «из-да-дут» внутри уже не ухал. Странно, колокол не звучал, а уверенность присутствовала. Наверное, та самая арестантская чуйка, что о себе уже не раз напоминала, работала. И не подвела она.