– Кажется, я поняла кое-что о роли директора, – начала Ленка, оглядываясь по сторонам с видом истинного параноика. – Ведь он не зря заходил в медпункт. На экзамене есть вопросы поважнее переведенных детей и их справок. Он и был тем, кто прятал орудие убийства.
Я уже упоминала, что преклоняюсь перед логикой. Если бы сейчас место позволило, я бы начала молиться этой самой логике. Ведь если теория верна, это значит, что директор занес склянку в кабинет и поставил ее на шкаф, пользуясь замешательством фальшивой медсестры. По информации Ирины Владимировны, он не знал об афере с переодеваниями. Значит, он рассчитывал найти там настоящую медсестру и положить банку на хранение под благовидным предлогом, но в действительности обнаружил в кабинете какую-то незнакомую тетку, выдающую себя за медсестру, о которой его попросту забыли предупредить. Еще один стресс. План действий поменялся моментально. Пришлось обратиться к истории с переведенным мальчиком. Пока лжемедсестра пряталась и копалась под столом в поисках ручки, директор успел поставить банку на шкаф. Для маскировки пробормотал банальность и ушел. Наверняка даже с чувством выполненного долга.
Но и это не приближало нас к вопросу о личности убийцы. Подумаешь, еще один заговор на экзамене раскрыли, так мы привыкли уже, ничего нового.
Путь до площади мы преодолели на автобусе, предусмотрительно сев в самой задней его части спиной к стене. Рядом с нами, на боковом сиденье пристроилась молодая женщина с сыном примерно четырех лет. Казалось бы, ничего особенного, но она, едва усадив отпрыска, связала шнурками его ботинки между собой. Мы с Ленкой переглянулись. Лично я в жизни такого не наблюдала, и она, видимо, тоже.
– Извините, это, конечно, не наше дело, но зачем вы ему связали ботинки? – спросила Ленка, которой отказало терпение.
– Он вечно куда-то убегает, а так не сможет, – усталым голосом ответила женщина. Похоже, этот вопрос ей задавали не однажды. Мы устыдились своей нескромности и углубились в свои разговоры.
– До экзамена остаются сутки, – напомнила Ленка, – и мне это не нравится.
– Выпускникам, наверно, тоже не нравится. А что, если попробовать прижать директора? – предложила я.
– Без четких доказательств он выкрутится. Более того, будет знать, что мы у него на хвосте, и мы станем подушечками для иголок.
В пиджаке было ужасно жарко, и я закатала рукава. Просто удивительно, как одно- единственное кровавое пятно может шокировать людей, вот и приходится изжариваться, чтобы не пугать случайных прохожих. Кровавое пятно, вот и все неудобства, причиненные мне убийцей. Просто нелепость по сравнению с повреждениями других жертв. И если на игле был токсин, то его большая часть должна была все же попасть в организм. Но что, если на игле не было яда? Если убийца хотел просто припугнуть меня? Каждая следующая жертва – это растущий риск быть пойманным. Поэтому убийца ограничился причинением незначительного вреда здоровью. Что, если убивают двое: тот директор и кто-то еще, кто совершил убийство министра? Допустим, один использует яд, а второй – нет. Это объясняет, почему я все еще жива и даже не нуждаюсь во врачебной помощи. Ленка поправила мои рассуждения: