Год, Год, Год… (Халафян) - страница 21

Стефан понимал его, из-за притолоки смотрел, как Васил кружит лошадь по двору.

— Даже тут его бессердечность видна, куда ее спрячешь. Человеком стал, смотрите-ка! Раньше навоз один выгребать умел, теперь без лошади минуты не обходится. Мгдуси, ты ступай, ты не виноват.

Старший сын Васила, Аракел, снял с лошади седло, младший, Гурген, сложил карпет вдвое, набросил на спину. Васил шел с лошадью рядом, ругался, не мог успокоиться.

— Да ладно, отец, ничего с ней не сделается, ну, устала, отдохнет, лошадь же.

Отец смотрит на младшего сына, орет:

— Сердце у меня болит, сукин сын! Сердце, слышишь?! Я за ней хожу, я ее холю, корм даю, спину расчесываю, а этому сопляку, этому мерзавцу, дураку захотелось перед бабами в поле покрасоваться — Васил, подавай ему лошадь!

Из-за изгороди, посмеиваясь, вышел Зинавор с плеткой в руках.

— Ну что разорался, что? Спину твоей лошади сломали или ногу? Не для собственного удовольствия разъезжаю, дело требует.

Лошадь звали Пируз — с белой головой. В темноте словно камень упал, тяжелое что-то словно бросили оземь. Васил оглянулся и не увидел стройной, тонкой, красивой головы Пируз. Удила медленно опадали на землю.

— Стефан…


— Сдохла лошадь? — спросила Нора.

Как сказать — сдохла. Пируз умерла. Вытянула длинную узкую шею и не двигалась больше. За уши тянули, глаза терли, ничего не помогло. Пришел фельдшер, поглядел: «Гоняли сильно?» — «Гоняли». — «Не жалели, бессердечно, видно, гоняли». — «Нормально». — Зинавор с плеткой в руках встал рядом. «Воды напилась разгоряченная?» — «Речку переходили, может, и напилась». — «Воды напилась, а потом снова гоняли… Диафрагма лопнула».

— А тот человек? — спросила Нора.

— Кто? Зинавор? Пошел, похлопывая плеткой. Через неделю за другой лошадью послал. Я про эту вспомнил, потому что в первый раз на ней учился ездить. У Васила три лошади было. Эту звали Пируз, остальных не помню.

В памяти со ржанием пронеслись все лошади, каких он только видел в жизни. Бестелесные призраки мчались по экрану, летели, подняв головы, свирепые жеребцы. Среди черных теней пролетала синяя — Пируз, ветер относил в сторону гриву.

— На военной службе насмотрелся лошадей — грубые боевые клячи, всадники на них с саблями наголо, подсолнухам головы на ходу сносили.

— Как бы людям, — сказала девушка.

— Да. Первые дни войны были.

От неосторожного движения сдвинулась скатерть.

— Потом? — напомнила девушка.

— Как сквозь сон все… — сдвинув брови, сказал врач. — У Васила прожил три года. Читал много. Керосиновая лампа горела. Люблю читать и теперь. Все спят, я читаю… В керосиновой лампе, в пламени возникал Мефистофель.