Обжаренные на палочках, грибочерви действительно напоминали тигровых креветок. В боковом кармашке «Ермака» нашлась коробочка с сушёными травами и солью, так что блюдо вышло не хуже, чем в ресторане восточной кухни.
– К ним бы вахиной чачи! – Бич мечтательно закатил глаза. – Или хоть грибовухи. Только нету, всё вылакали, заразы. Впрочем, грех плохо говорить о покойниках…
Он привалился к рюкзаку, блаженно вытянул ноги – и подскочил, будто подброшенный пружиной.
– Снова чуйка? Зверь, что ли?
– Не кипишись. – отмахнулся егерь. – Всё в порядке, это человек… двое. Вон там.
И указал в конец зала, где в слабых отсветах костра угадывался полузатопленный тоннель.
Егор прислушался. Сперва он улавливал лишь редкие щелчки капель, срывающихся с осклизлого свода. Потом к ним добавился ритмичный плеск, и из темноты появилась лодка с двумя пассажирами. Задний размеренно взмахивал коротким веслом, направляя судёнышко к составу.
Память услужливо подкинула рассказ лешака об обитателях метро. Егор опустил руку к поясу, нашаривая рукоять ножа.
– Не психуй, Студент. – Бич положил ладонь ему на локоть. – Никто тебя резать не собирается…
– Гоша говорил, они не люди…
– Ну да, так и есть. И что с того? Мы с тобой давеча имели дело с людьми, так едва живыми ушли. Подземники безобидные, если их не трогать и относиться с уважением. Тогда и накормят, и помогут, и вообще…
Лодка – узкая плоскодонка с бортами, едва возвышающимися над водой – стукнулась о стенку вагона. Сидящий на носу вскинул руку, заслоняясь от света костра. Егора поразили его глаза – огромные, ярко-жёлтые без белков. И плоские, словно вместо глазных яблок в глазницах то ли перепонки, то ли лепестковые диафрагмы, с пульсирующими чёрными дырами зрачков.
Нечеловеческие глаза.
– Человеки, хотите кушать? – поинтересовался подземник.
– Спасибо, мы сыты. – ответил егерь. – Хотя, от мясных пиявок не откажемся. Они у вас какие – маринованные, копчёные?
– Человек знает нашу еду?
– Поживи с моё в Лесу – и не то узнаешь… – хмыкнул Бич и толкнул напарника локтём. – Студент, залей костёр, бекицер! Не видишь – свет его раздражает? И живее, а то обидится и свалит….
Егор торопливо схватил котелок и выплеснул на угли остатки чая. Зашипело, повалили клубы пара. Сразу стало темно – свет исходил только от пятен плесени на стенах, да скупо пробивался сквозь брешь в потолке.
На землистой физиономии возникло подобие улыбки.
– Народ живёт давно. Со дня, когда закрылись ворота.
Эти слова – «день, когда закрылись ворота» – подземник произнес торжественно, прикрыв глаза-диафрагмы морщинистыми веками.