Егор поперхнулся и закашлялся.
– Что-о? Здесь есть разумная жизнь? Я имею в виду – по эту сторону Разрыва?
Бич покачал головой.
– Нет, Студент, мне другое на ум приходит. Представь, что это был егерь, такой же, как мы. И тоже хотел пройти Разрыв насквозь.
– Хочешь сказать, тот, с гребенчатой башкой, собирался залезть в Курчатник? Бред!
– При чём тут Курчатник? Помнишь, я говорил, что Разрывы появляются и исчезают?
– Ну, было…
– А ты уверен, что появляются они только в нашем Лесу? А если таких Лесов великое множество, и в других тоже есть больные на голову, вроде нас с тобой? Такие, кого хлебом не корми, а дай забраться в самую глубокую задницу?
– Ну, знаешь… – Егор развёл руками. – Я-то думал, что это Шапиро спятил со своей теорией о фантастических книжках. Но ты его конкретно переплюнул!
– Остри-остри… – егерь попытался подняться на ноги, поморщился и сел. – Болит, спасу нет… поищи какой-нибудь сучок, костыль соорудить, и пошли уже. Клык на холодец, выход где-то рядом.
V
После Разрыва Лес казался Егору уютным, домашним, словно засаженный помидорами и укропом дачный участок. Вынырнув из кровяного пурпурно-фиолетового марева, он испытал несказанное облегчение: бледное сентябрьское небо над головой, растрескавшийся асфальт парковки, стена буйной зелени в тридцати шагах, и на её фоне – маленькая фигурка в плоской вьетнамской шляпе.
– Гляди-ка, дождался! – Бич посмотрел на часы. – Пятьдесят три минуты. А я-то думал, сразу свалит…
Проводник тоже их заметил. Он помахал на прощание карабином, повернулся и растворился в зарослях.
– Любопытно, а сколько он ждал? – Егор проводил вьетнамца задумчивым взглядом.
– В смысле? Я же сказал – пятьдесят три минуты.
– Уверен? В разрыве мы прошли километра полтора, причём по прямой. А здесь пятьдесят метров – и, что характерно, по той же самой прямой.
– И что с того? Он же предупреждал, что нельзя сворачивать.
– А что, если и время там, внутри, искажается в той же пропорции?
– Пятьдесят и две тысячи… хочешь сказать, Нгуен ждал нас только минуту?
– Ну да. Перед тем, как войти в Разрыв, я заметил – солнце стояло над той многоэтажкой.
– Так оно и сейчас там!
– А я о чём?
Бич изумлённо уставился на напарника.
– И этот человек попрекал меня безумными теориями?
– Не такая уж она и безумная, во всяком случае, после того, что мы видели в Разрыве.
– Ну, как скажешь, Студент. Вернёшься в Универ – сочинишь диссертацию, а сейчас давай поищем, где тут вход. С такой ногой я через ограду хрен перелезу.
Дверь нашлась в глубине арки, в десятке шагов от того места, где они вынырнули из Разрыва. Тяжёлая, дубовая, как и подобает солидному госучреждению, она не была заперта. Внутри повсюду виднелись следы поспешной эвакуации – разбросанные ящики, выпотрошенные коробки, рассыпанные бумаги, покрывающие мраморные плиты пола сплошным, шелестящим ковром. Посредине вестибюля пялился на входящих набалдашником дульного тормоза тяжёлый пулемёт на колёсном станке. На фоне окружающего запустения он выглядел чужеродно: ни пятнышка ржавчины на воронёной стали, ни следа патины на латуни крупнокалиберных патронов.