Судя по тому с каким ударением было произнесено имя Савойская, это имело некий особый и очень важный смысл. Уловив это, Мисаил, сразу попытался повернуть разговор от церковных дрязг к обычной политике:
— В прошлом году, когда пропал Омар, был другой император и другой патриарх.
— Не нужно думать, что с переменой имён, придёт другая политика, — вздохнул Киприан, — Все эти союзы непрочны и переменчивы. Православные легко объединяются с мусульманами, враждуют друг с другом. Те же сербы, болгары, греки. Католики генуэзцы не на жизнь, а на смерть сейчас сцепились с католиками венецианцами. Враждуют между собой и турки, точно так же отыскивая себе союзников среди христиан. Мне кажется этот Авахав почему-то сильно заинтересовался Египтом. А это значит только одно — Египтом заинтересовался кто-то в тех краях. Для меня это тёмный лес. Что может быть общего между Золотой Ордой и Египтом?
Эти слова почему-то страшно развеселили Мисаила. Он даже громко рассмеялся:
— Что может сделать друзьями людей, у которых нет ничего общего, почтенный Киприан? — слово почтенный, было явно предназначено подчеркнуть образованность весьма молодого человека, — Враг! Общий враг! Враг моего врага всегда лучший друг!
— Похоже ты прав, брат, — поддержал его Савва, — Египет издавна бьется с Персией, которая, как я слышал, сильно не ладит с улусом Берке. Так ведь называют в Египте царство Джанибека? Только мы зря торчим посреди площади и привлекаем к себе внимание. Мы же в величайшем городе мира! Предлагаю воспользоваться этим и подкрепиться в одной из здешних харчевен, где можно заказать любые яства, достойные стола вельмож. Пусть при этом нас обдерут не хуже разбойников с большой дороги, но оно того стоит.
После чего дал нам знак следовать за ним и решительно двинулся в ближайший переулок.
Мы отошли довольно далеко от святой Софии и очутились в безлюдном месте, где в очень уютном дворике, увитом со всех сторон цветами, мы смогли насладиться спокойствием и превосходным обедом. Правда ничего особенного из себя обещанные королевские яства не представляли. Изысканность им пытались придать немыслимым количеством дорогих пряностей, а роскошью должны были послужить разнообразные сладости с обилием мёда. Лучше бы я ограничился только ими!
Разве могло всё это тягаться для меня, выросшего в Каире, с высоким искусством наших непревзойдённых поваров! Увы, моим главным впечатлением от константинопольских яств остались ощущения совершенно не кулинарного свойства. Когда мы, пообедав и наговорившись, посетили, наконец, храм святой Софии, в котором уже не было богослужения, в тот самый священный миг, когда душа моя воспарила ввысь от созерцания прекрасного купола и я уже не знал, подобно древним русам, на небе я или на земле, мой желудок придал моим мыслям самое низменное направление. Он явно и недвусмысленно протестовал против съеденного накануне. Мне стало не до красот горнего мира. Даже не взглянув на великолепные росписи и неземное сияние мозаик, я почти бегом, устремился к выходу. На беду, я ничего не сказал своим спутникам о причине столь стремительного отступления, что помешало мне выбрать нужное направление. Когда живот прихватило окончательно, я оказался слишком далеко от спасительной общественной уборной.