Однако, прежде чем мы отправились на рынок, Мисаил отвёл меня с серьёзным лицом в сторонку и решительно протянул небольшую бутыль, оплетённую лозой. Судя по опоясывающему бока шнуру, он носил её на поясе под плащом.
— Вот, глотни как следует. Это от живота. Оно горькое, но не останавливайся.
Питьё оказалось не только горьким, но и обжигающим, как огонь. В нос сильно ударил вкус имбиря. Превозмогая себя, я сделал несколько больших глотков.
— Вот и хорошо, — одобрил Мисаил, затыкая горлышко, — Теперь всё как рукой снимет.
Вместе с приятным жжением в желудке я ощутил тёплую волну, расходившуюся по телу и странное затуманивание мыслей. Внимательно заглянув мне в глаза, Мисаил негромко произнёс:
— Теперь постарайся некоторое время ничего не говорить. Это зелье врачует тело, но похищает разум. Правда ненадолго.
Голова моя между тем начала кружиться. Показалось, что и ноги перестают меня слушаться. Заметив моё замешательство, Симба крепко взял меня под руку. Однако уже вскоре, как и предсказывал Мисаил, голова моя посвежела, поступь потвердела, и по телу разлилось лёгкое блаженство.
Что рассказать о рынке благовоний? Он прекрасен и изобилен. Его воздух пропитан ароматом благовоний и бальзамов, утончённых притираний и благоуханных трав, привезенных из самых дальних уголков подлунного мира и таинственных субстанций выпущенного на свободу в сосудах местных алхимиков. Только пристало ли говорить об этом под небом Каира, величайшего из городов? Давным-давно, в минувших веках, когда слава города Константина сияла во всей красе, а империя ромеев владычествовала над полумиром и над самим Египтом, рынку этому, наверное, не было равных на свете. Был город царём городов и его рынки царями рынков.
Теперь земной юдолью правят другие повелители. От великой империи осталось только имя. И огромный город, потерявший власть над ней.
Может оно и к лучшему, что наше внимание не отвлекалось на разные диковинки и ничто не мешало заниматься делом. Тем более, что у наших провожатых оказалось здесь немало хороших знакомых.
Как и предполагал Савва, имя моего деда было хорошо известно в этом благоуханном царстве. Быстро выискались желающие помочь. Меня приглашали то в одно место, то в другое, но Савва, сразу взявший все разговоры в свои руки, решительно уклонялся от посещений и бесед. Не моргнув глазом, этот прохиндей объявлял, что я не понимаю по-гречески и нагло вещал от моего имени. Кто знает, как бы я отнёсся к этому в ином случае, но разум мой ещё находился под волшебным воздействием мисаилова снадобья и происходящее казалось мне забавным.