- Как так, не знаешь?
- А вот так. Наверное, сейчас я такой, каким ты меня помнишь...
Теперь вздыхает Семен:
- Что ж, хоть так увидеться пришлось. Я о тебе часто думал.
- Да, я знаю... Ты вчера приходил на мою могилу и мне пришлось все вспомнить. И про свою смерть, и про войну, и про Победу. Жаль, только, что я ее не увидел... Зато теперь я знаю, как ты жил после войны. И понимаю, почему вернулся сюда...
Чекунов делает очередную безрезультатную попытку обернуться к своему собеседнику. И, смирившись с неудачей, садится прямо, крепко обхватывая ладонями холодный обод руля. За мелко подрагивающим лобовым стеклом, в полумраке просматривается капот двигателя, увенчанный пробкой радиатора.
- Женька, я хотел спасти тебя. И снова не сумел. Тогда решил попробовать помочь хоть кому-то.
- Значит, для тебя Андрей, Сиваков, Фира, Анастасия Ивановна, Виктор Иванович, другие раненые - просто замена моей жизни? Заплатка на совести?
Семен застывает, глядя на тусклое свечение приборной панели:
- Нет! Может быть, сначала мне и было все равно, кому помогать. Но теперь я отвечаю за их жизни.
- Да? - в голосе Женьки прорезается удивление. - А ты не думал, что может быть вот так?
В глаза Семена щедро плещет свет пламени. Впрочем, огненные языки тут же сникают, превращаясь в черный дым, грязными струями истекающий от обгорелой резины на катках "Комсомольца". Машина завалилась в кювет, размотав на дороге ленту перебитой гусеницы. Люки тягача закрыты, беспомощно торчит из шаровой установки задранный вверх ствол пулемета. За машиной виден и прицеп: рваными клочьями обвис брезентовый тент, на крашеных досках бортов белеют отщепы и сколы пулевых попаданий. От спущенных покрышек тянется глубокая борозда в укатанном грейдере, образовавшаяся, когда тягач из последних сил волок свой груз. А самое страшное, что возле колес, грудой брошенного тряпья скорчилась чья-то маленькая фигурка. Возле вытянутой вперед, почти детской ладошки, черной кляксой лежит пистолет. И ветер шевелит каштановые пряди волос, закрывающие лицо. Еще дальше на дороге валяется растоптанная сапогами командирская фуражка с зеленым околышем...
Чекунов закрывает глаза, но картинка не меняется. А в уши бьется тихий голос:
- Почему ты решил, что лучше знаешь, как им жить? Или умереть... Ведь, возможно, им удалось пережить плен и спастись? А вот ты в таком варианте, можешь и не дожить до Победы.
Семен до рези в глазах сжимает веки... И чадное пламя горящей резины сменяется успокаивающим огоньком подсветки приборов. Подрагивает в такт работающему двигателю рычаг переключения передач.