Решение офицера (Гришин) - страница 187

Ослушаться отца? О, об этом не могло быть и речи!

Опять же все было прекрасно — герцог благодушен, Лилиан весела, не жизнь, а праздник! До того момента, когда молодой герцог не заметил, что отец начал меняться. То становился истерично весел, то впадал в глубокую меланхолию. Да он даже на женщин перестал заглядываться. Раньше-то к нему то вдовушка какая заедет, да на ночку останется, то миловидная служанка решит поздним вечерком в хозяйской спаленке прибраться, к этому в доме все привыкли. И то сказать, герцогиня уж пять лет, как оставила этот мир, а герцог — мужчина не старый, крепкий, в общем, дело обычное, можно сказать житейское.

А с недавних пор лишь новый повар заходил вечером в барскую спальню, приносил пироги, да сразу и выходил, предупредив слуг, чтобы не дай Бог не вздумали Его Светлость беспокоить.

Вот как-то сын и поинтересовался у повара, его, кстати, Этьен зовут… или нет, звали — вон его обугленный труп с плаца убирают. Так вот, поинтересовался, что это за пироги такие, после которых отец никого видеть не желает. Оказались самые обычные пироги, даже вкусные. Только на следующий день сестренка предложила и ему прогуляться в другой мир. Мол, интересно там и весело, хотя магия и не работает, но чудес все равно полно. В общем, уговорила.

Встретили их в том чудном мире странно одетые люди, смуглые, на мавров похожие, пригласили в дом. Не дворец, но красивый, полный всяких диковинок, угостили вином, а дальше он и не помнит ничего. Очнулся лишь недавно. Этьен предупредил, чтобы не вздумал сам дверь открывать и все. Дальше только поесть приносили, да дерьмо убирали. А чего тут было-то?

Отвечать на этот вопрос Жан не решился. Нет уж, пусть графиня общается, она с герцогом общий язык быстрее найдет.

Перевод дневника Бориса Воронина

В конце концов я просто сел на ступени донжона и обхватил голову руками. Холодно? Вредно для здоровья? Жизнь вообще вредная штука, от нее обычно умирают, мне ли не знать.

Беда в том, что делать вообще ничего не хотелось. Сидеть в идиотской позе отчаявшегося мыслителя и ждать, авось как-нибудь само рассосется. Придет кто-то умный и скажет, мол, все ерунда, делаем так, потом эдак, в результате все счастливы. А если еще и сделает все сам, так это будет просто праздник какой-то.

Самому? Что? Спасать мир? Ой, нет, целых два мира. Спасибо, сегодня что-то не хочется. Нет, если вдруг вот прямо сейчас мне принесут план этого самого спасения, я его рассмотрю, даже резолюцию наложу, непременно матерную, ибо другие слова в голову почему-то не приходят.