Невеста и ее мать приблизились к алтарю. Джинни протянула руку Доминику, который смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. В какой‑то мере так и было. Он знал веселую, искреннюю, добрую девушку, предпочитавшую футболки и джинсы вечерним платьям. Сейчас перед ним стояла принцесса‑невеста из сказок.
Взгляд небесно‑голубых глаз заставил Доминика почувствовать, что эта церемония — не пустая формальность, а нечто важное и значительное для них обоих. Соединив руки, они стояли перед священником, который строгим, размеренным тоном произносил слова обряда бракосочетания. Доминик мысленно напоминал себе, что они с Джинни по‑прежнему играют спектакль, но он был тронут красотой службы и, повторяя за священником клятву любви и верности, подразумевал все, в чем клялся. Пусть даже не навсегда, а на то ограниченное время, что ему суждено провести вместе с молодой женой.
Когда священник попросил новобрачных скрепить союз поцелуем, сердце принца почти остановилось от чувства вины перед женщиной, которая смотрела на него открытым, чистым взглядом. Он устыдился, что позволил себе думать о Джинни как о кукле в белом платье, которая помогала ему узаконить следующего наследника престола. Она не была виновата в том, что произошло, а теперь принадлежала мужчине, готовому принести ее в жертву своим амбициям.
— Ты не хочешь меня целовать? — спросила Джинни шепотом.
Принц сообразил, что стоит столбом, глядя на невесту с восхищением и растерянностью. Она была не просто невольной соучастницей фарса, в который он ее втянул. Она страдала раньше, лишилась способности доверять людям. Доминик знал: если их отношения станут реальными, Джин‑ни воспримет расставание тяжело, как бы она ни старалась убедить его в обратном. Похоже, отвратительное принцу сравнение с ее отцом имело под собой серьезное основание. Доминик тоже был эгоистом и включал шарм, если это отвечало его интересам.
Он склонил голову. Как только их губы встретились, Джинни закрыла глаза, капитулируя без всяких условий. От ее тотальной, обезоруживающей честности камень, в который Доминик пытался превратить сердце, пошел трещинами. Сентиментальная, мягкая часть души стыдила его за излишнюю сухость и строгость по отношению к Джинни.
Новобрачные оторвались друг от друга, и Джин‑ни улыбнулась мужу. Он сказал себе, что она лишь играет роль, эта улыбка и сияющее лицо ничего не значат. Если Джинни достаточно умна, чтобы понимать свои проблемы с доверием, она должна была научиться убедительно притворяться. Точно так же она научится понимать, что он действует в интересах своего ребенка.