Доктрина гиперанархизма (Самойлов) - страница 20
Интервьюер: (Курит, продолжая ходить по сцене.) Знаете (выдыхает дым), я все более замечаю, что наш с Вами диалог начинает уже выбиваться из формата интервью, превращаясь в такую себе светскую беседу. Это, может быть (затягивается сигаретой), и неплохо, но задача, стоящая передо мной сегодня, сводится не к тому, чтобы Вы, искусно (с иронией) упражняясь в красноречии, склонили меня на свою сторону, — а я полагаю, у Вас такой цели, по большому счету, и нет (Гиперанархист утвердительно кивает), — но выведать у Вас всю подноготную… гм… движения, которое не так давно заявило о себе во всеуслышание на просторах сети и которым, пускай и с изрядной долей скепсиса, заинтересовались посетители нашего веб-сайта. Моя задача — журналистское исследование, не более, но я замечаю за собой, что не могу всегда поспевать в записях за Вами. (С досадой в голосе.) Сама виновата, могла бы и диктофон с собой прихватить — издержки дилетантства (раздается слегка нервный смех, на который Гиперанархист никак не реагирует, но лишь вслушивается в монолог собеседницы и пристально всматривается в нее.) Но у меня, по правде говоря, создалось такое впечатление, что Вы излагаете не гиперанархистское учение, а, что называется, свой личный взгляд. Если я не права, то поправьте меня.
Гиперанархист: (Важно.) Гиперанархизм — это я. Поверьте, несмотря на весь пафос, содержащийся в этих словах, Вам так скажет любой гиперанархист. И он будет заведомо прав, потому что у гиперанархизма нет какого бы то ни было канонического текста, в котором была бы прописана обязательная к исполнению догма. Это уже было бы неким принуждением, хотя я и не спорю, что вполне свободолюбивая личность может держаться четких вероучительных установлений, но лишь в том случае, если она к этому приходит свободно, вследствие отложившегося в ней убеждения, закаленного в горниле сомнений и поэтому глубоко выстраданного. Такое самоопределение человека с позиций гиперанархизма не возбраняется — совсем другое дело, когда человек, лишенный начисто навыков критического мышления, подобно губке впитывает все то, что в него привносится извне, либо прививается ему сызмальства или же принимается им согласно какой-нибудь внутренней нужде. Повторюсь, гиперанархизм может объединять людей совершенно разных воззрений — воззрений, которые на поверхности могут вступать друг с другом в конфликт. Только потому уже в гиперанархизме нет общеобязательного (жестом правой руки изображает кавычки) «руководства к действию». Единственное, без чего нельзя стать никогда гиперанархистом, так это без разделения, наряду с другими гиперанархистами, четырех ценностных категорий — духа, свободы, личности и творчества. Поэтому гиперанархизм не назовешь ни движением, ни идеологией, а только мировоззрением — причем в случае с каждым отдельно взятым гиперанархистом в этом мировоззрении могут наблюдаться разночтения, даже, казалось бы, самые непримиримые. Главное, чтобы соблюдалось одно-единственное условие, а именно созвучие мотивов в тех принципиальных моментах, которые выше я уже назвал. Выходит, что если я довожу до Вашего сведения свое личное убеждение, которое, равно как и у каждого из нас, гиперанархистов, вполне подвижно и изменчиво, а неизменно только в самой сути, то тем самым излагаю Вам доктрину гиперанархизма, и наоборот. Другие гиперанархисты могут разделять мое убеждение полностью или же частично, либо не принимать вовсе. А все потому, что каждый гиперанархист начинается со следующих слов: гиперанархизм — это я. Сам «изм», как я уже говорил, может наложить ограничения на понимание гиперанархизма, поэтому термин «гиперанархизм» лучше употреблять вполне-таки условно, дабы не вышло из него очередного клише, т.е. штампа. Я бы даже сформулировал такую парадоксальную максиму — хотя, соглашусь, прозвучит она иронично, — которая определяет принадлежность к гиперанархизму