Поэтому, как водится, все «спрятанные», тайные мысли вылезли наружу ночью, когда лежала в тишине, глядя в шикарный узорчатый потолок пустым взглядом совершенно разбитого морально человека. Думала об Азалии — сердце обливалось кровью, о затонувшем корабле, о всех ужасах этого жуткого дня. И молчаливые слезы катились из глаз. Беззвучные. В звенящей тишине места, которое станет или моим плохим воспоминанием, или могилой.
Третьего не дано.
* * *
Той ночью мне снился очень… колоритный и неожиданный сон.
Султанский дворец, покои, свечи… кровать-полигон, смущающая одним своим видом. И я на ней с, собственно, хозяином этих покоев, что смущает куда больше. Тонкий, изысканный незнакомый аромат, наполнивший душную комнату, сводил с ума, будоражил, проникал в каждую клеточку и пробуждал самые тайные, самые чувственные желания. Вокруг приятная полутьма, нарушаемая лишь огоньками нескольких свечей, алый шелк постели приятно холодит разгоряченную обнаженную кожу…
Здесь все, как в любимых арабских сказках. Атмосфера сладострастия, греховного соблазна, необузданности, иллюзия небывалой свободы от всего: приличий, правил, морали, своей собственной совести и принципов.
Жар… Нестерпимо-обжигающий и ласковый одновременно… Мое тело, чувствительное, как никогда раньше, податливое в умелых крепких руках, пылало незнакомой, или, по крайней мере, полузабытой безумной страстью, будто кровь враз превратилась в бурлящую лаву. Та я, которая во сне, совсем забыла, что такое смущение — и не удивительно. Обнаженное тело повелителя — которого «я» уж совсем нескромно называла по имени — было совершенным, несмотря на многочисленные шрамы: мускулистое, сильное, без единой унции жира. Про остальное я просто промолчу. И про то, что он со мной вытворял… и про то, как я «скромно» реагировала, пожалуй, тоже.
Но я вела себя как-то нетипично. Царапалась, намеренно желая причинить боль, кусалась, отталкивала — и сама же ластилась, как кошка. С несвойственной мне… жестокостью? Будто искренне ненавидя, и в то же время…
Проскальзывающие в этот до странного отчетливый сон тени мыслей ускользнули, когда «мне» зафиксировали над головой руки. Его глаза горели — но не так, как мои. В них не было ненависти, была только страсть… и торжество…
Горячий шепот эхом отзывался в каждой клеточке моего тела:
— Ты моя…
При этом умудрился прорычать — с мурчащими нотками довольного кота — фразу, где нет ни единой буквы «р». И… я проснулась.
Проснулась тяжело дыша, с невероятной сумятицей в мыслях, чувствах и ощущениях, среди которых явственней всего было сожаление, о том, что сон прервался в неподходящий момент.