Кое-как переборов омерзение, спрятала кольцо в лиф платья, а после, вздохнув, направилась обратно в гарем, надеясь, что о «милости» больше никто пока не знает.
— Вот ты где, илври[1], — Едва я спрятала кольцо под подушку (где лежал и жемчуг), ко мне подбежала тахри — та, что меня вчера встретила. — А я ищу тебя полчаса. Господин велел тебе готовиться.
К жертвоприношению? К харакири у него на глазах?
— К чему? — Все-таки уточнила я.
— К райскому наслаждению, — Доверительно поведала тахри, напомнив рекламу «Баунти» и заставив скучающую по сладкому сладкоежку печально вздохнуть, — Господин примет тебя в свои объятия.
М-да. Может, все-таки лучше харакири?.. Нет?.. Жалко.
И как выкручиваться?..
— О. Правда? — Сделала я безумно обрадованную моську, но тут же «погрустнела», — Но, тахри… я ведь больна.
— Чем?
Так, чем… Черт, ну почему я не разбираюсь в медицине, ну почему??
— Эм… очень больна. Это связано с… с женским здоровьем, — импровизируя, несла какую-то околесицу я, — Доктор, в смысле, лекарь, сказал мне, что любой мужчина, который разделит со мной ложе, будет потом мучиться… и не сможет иметь детей.
С секунду тахри смотрела на меня огромными испуганными глазами, а потом вдруг расхохоталась.
— Видала я таких, пугливых девственниц, — отсмеявшись, сказала она, — Не бойся, господин наш ласков, — ага, верю, аж десять раз. Стоп, а откуда у нее вообще такая уверенность? — Поверь, слаще этого нет ничего на свете…
— Я не боюсь, тахри, напротив. Я правда больна, — «Огорченно» уверяла я.
— Все, хватит. — Не повышая голоса, но сурово и бескомпромиссно осекла она. — Лекарь осмотрит тебя, и если не выявит никаких отклонений, в чем я больше чем уверена, то ты пойдешь в покои господина.
Подумав с секунду, я покорно кивнула, пряча улыбку в уголках губ, и, когда тахри отвернулась, жестом приказав мне следовать за ней, я быстро выгребла из-под подушки «сокровища» и спрятала их за лифом.
Ну посмотрим.
* * *
В лечебнице пахло травами, стоял пар от готовившихся рядом снадобий, стояло пять кроватей — куда приличнее на вид чем те, на которых мы спали. Лекарей было двое, обе — женщины, и обе взялись осматривать меня, но загвоздка заключалась не в этом.
Мой бесхитростный и древний как мир план — подкупить лекаря, чтобы та признала меня «непригодной для службы» — провалился по одной простой причине: тахри присутствовала при проверке и наотрез отказалась уходить, какими бы хитростями я ни пыталась ее выпроводить.
Вердикт был один — я полностью здорова.
— Что-то ты не выглядишь обрадованной этой новостью. Значит, не было никакого лекаря, говорившего, что ты чем-то там больна. — Ехидно, всезнающе ухмыльнулась тахри.