Я впервые увидела Макса, когда меня еще не звали Амели. Я увидела его на мусорной свалке возле того города далеко на юге. Увидела в то время, когда еще не знала, что есть и другие города, и даже другие страны. Еще до того, как впервые почувствовала запах морской соли, полюбовалась золотой листвой лесов и попробовала на вкус снег. И до того, как почувствовала ненависть человека, который нас преследовал.
До того, как узнала, что у меня есть бессмертная душа.
Солнце стояло высоко в небе и безжалостно выжигало бесчисленные холмы. Вороны летали туда-сюда, выискивая пищу, крысы шуршали в выброшенном людьми мусоре, посреди которого муравьи возводили одну за другой свои муравьиные кучи, а я лежала в тенистом углублении среди мешков. Один из них я разорвала зубами. В этом мешке нашлась банка от рыбных консервов, которую мне захотелось вылизать. Остатки рыбы, прилипшие к внутренним стенкам банки, еще не настолько испортились, чтобы от них начал болеть живот. Как раз когда я засунула в банку язык (очень осторожно, чтобы не порезать его об острые края), я вдруг услышала, как какая-то другая собака бежит вверх по горе мусора с другой ее стороны. Шаги были более тяжелыми, чем у меня или у моих братьев и сестры, а потому эта собака наверняка была крупнее и сильнее меня. Ага, это чужак.
Я посмотрела на верхнюю часть горы мусора и увидела в жарком мареве незнакомого пса на самой вершине. Такой мне еще никогда не встречался: он превосходил размерами всех четвероногих, которые бродили по этой мусорной свалке, и был покрыт длинной черной шерстью. В моей своре у всех был короткий мех песочного цвета. Только у меня было немного более темных волос на одной из выпуклостей спины. Именно из-за них моя мать дала мне при рождении кличку «Пятно». А еще из-за них мои братья и сестры меня высмеивали, толкали и иногда даже издевались надо мной. Впрочем, именно благодаря этому обстоятельству я еще в детстве стала бойцом, который себя в обиду не даст. Я была такой вплоть до того дня, когда наша мать так сильно захворала, что мой старший брат Гром стал претендовать на лидерство в своре.
Мне не следовало бы этому сопротивляться.
Самой быть лидером мне совсем не хотелось. Однако не хотелось и подчиняться своему брату. Слушаться маму для меня всегда было чем-то само собой разумеющимся. А вот признавать превосходство над собой кого-то из братьев – и уж тем более Грома, который постоянно надо мной издевался, – было для меня невыносимо. Настолько невыносимо, что в тот самый день, когда он попытался стать среди нас главным, я вызвала его на поединок.