Сервусдеи недовольно покашлял, привлекая внимание епископа.
– В том невероятном случае, если Бог нас вознаградит и мы получим наше inventio, мятежники постараются отобрать у нас мощи, и тогда мы пропали, епископ. – Сервусдеи сам испугался своих мыслей. – Такая реликвия не должна покровительствовать изменникам.
– И это возможно… Однако вспомни о руке Элизии, – не сдавался упрямый епископ. – Господь на нашей стороне, я в этом убежден!
Старик никогда не мог уразуметь, откуда Фродоин черпает такую уверенность в самые рискованные моменты; впрочем, он давно научился доверять своему бывшему ученику.
– Я добросовестно изучу все свитки, восходящие ко временам вестготов. Приходите в архив, когда закончите все дела в совете.
– Епископ, мы вас заждались, – нетерпеливо позвал виконт из-под арки. Он смотрел на священников подозрительно, как будто догадываясь, о чем они говорят.
В эту минуту ко входу во дворец подошла Элизия:
– Мне не позволено присутствовать на совете, и я доверяюсь суждению главных людей города. – Она снова показала раненую руку тем, кто готовился решить судьбу Барселоны, и посмотрела на Фродоина. – И все-таки знайте, я согласна с епископом: Бог защитил обычную женщину из Барселоны, а не графа.
Асториусу такая дерзость показалась недозволительной, но Элизия пожала плечами, ничуть не испугавшись. Она мечтала только долечить руку и вернуться в свой «Миракль». А Года смотрела на подругу с изумлением, привыкая к перемене, происшедшей с нею в тюрьме.
Архив епархии помещался в подвале епископского дворца. Меж толстых кирпичных колонн и почерневших от сырости сундуков тянулись старые деревянные полки, на которых не было ни пылинки, ни соринки. То было святилище монаха Сервусдеи. В первый раз, когда старый франк попал сюда вместе с Фродоином, он с горестным сердцем оглядывал кучи затертых пергаментов, изъеденные червями полки и два десятка книг, разбросанных на полу. Шестнадцать лет спустя подвал так и оставался темным и сырым, но зато в документах царил полный порядок, а самые поврежденные листы были переписаны на новые свитки.
Старик проковылял к простому столу и от лучинки запалил четыре свечи в бронзовом канделябре. И почувствовал, как сердце его наполняется покоем. Внешняя жизнь с каждым днем приносила ему все больше печалей. В нише перед стариком стояла облупленная статуя Богородицы – или какой-то святой, черты ее были едва различимы, да и краска почти вся сошла. Ее выкопали в поле крестьяне из Солсоны и отнесли епископу. Перед этой скульптурой Сервусдеи часами молился на циновке из дрока. Пока Фродоин возводил величественный собор, старик чувствовал, что только здесь для него возможно единение с Богом и с нищетой духа, которую проповедовал Сын Божий, Иисус Христос.