В ту ночь часовые у Новых ворот получили приказ выпускать горожан наружу: Барселона помогала поискам реликвии своими молитвами. Многие аристократки приняли участие в вигилии в церкви у моря, а их рабы ходили в город и обратно, исполняя поручения.
Та самая тень, которая наблюдала за плачущим епископом на берегу, теперь постучала в дверь дворца Годы. Раб без задержки предупредил свою domina.
– Элизия, с тобой все в порядке? – спросила дама, озабоченно глядя на перебинтованную руку.
– Я была в церкви, – без тени улыбки отозвалась хозяйка постоялого двора.
Года нахмурилась и посторонилась, пропуская ночную гостью в дверь. Они прошли через сад и спустились в подземный храм. Там женщины молча зажгли свечи перед алтарем Матери.
– Руку изувечили мне, а кипишь от ярости ты.
– А если бы рука не выздоровела? Проклятый епископ!
– Но она выздоровела! Ты любишь Фродоина?
Года отвела взгляд. Она дважды была замужем, а в молодости имела даже больше любовников, чем числили за ней городские сплетники, но ее связь с Фродоином с самого начала коренилась не только на влечении плоти. Время шло, сладострастие значило для них все меньше, но их близость только укрепилась, потому что в основании ее лежала общая мечта.
– Он думает, что делает все ради своей епархии, но на самом деле он делает все ради тебя, Года.
– Фродоин ничего не делает, если это не ради него самого, – сухо ответила дама.
– Твоя правда, он воспользовался судом надо мной, чтобы склонить в свою пользу мнение совета, но тут он ничем не отличается от тебя. Ты тоже рисковала жизнью рыбаков ради поисков соляной горы. Вы оба таковы: берете на себя смелость решать за нас и рискуете людьми, не спрашивая их согласия.
– Чего ты хочешь, Элизия? – не на шутку рассердилась Года. – Чтобы я пошла его утешать? Слишком поздно.
– Нет. Я хочу, чтобы душа Барселоны заговорила. Он нуждается в тебе. Я много раз видела, как ты оставляешь Дары в церкви Санта-Мариа, а сейчас ты страдаешь из-за разрушений, которым подвергается этот храм. Я тебя хорошо знаю, я уверена, что тебе известно такое, что не известно больше никому. – Года продолжала упрямо молчать, и тогда Элизия протянула к ней свою израненную руку. – Тогда получается, все это было напрасно, Года.
И тотчас вышла из святилища, оставив хозяйку с грузом одиноких мыслей.
Еще не рассвело, когда Феликс, слуга Годы, появился в церкви у моря и прошептал на ухо Фродоину послание от своей госпожи. Епископ не раздумывая вернулся в город. Он вспоминал фреску святой Эулалии в соборе и настойчивость Годы, непременно желавшей видеть на заднем плане этот скромный храм на песчаном пляже. Сердце священника трепетало, когда он спускался в крипту старинной вестготской церкви, что возле графского дворца.