– Мы многих потеряли прошедшей ночью. Это было ужасно.
– Да примет их к себе Господь. Но ты, кажется, плачешь не по всем, а по одному человеку, я почти читаю его имя в твоих зрачках. Это был твой муж? Нет, твой муж – вот он, разговаривает с другими мужчинами, ведь так?
– Да, это Гали, – печально ответила девушка. – Мы пришли из Каркассона.
– Это долгий и опасный путь. Меня зовут Года, я помолюсь о погибших.
Элизия, тронутая сочувствием знатной барселонки, позабыла об осторожности. Мужа рядом не было, и ей хотелось произнести имя Изембарда вслух, точно молитву.
– Меня зовут Элизия. И я плачу по брату с сестрой, которые присоединились к нам в Жироне и сделались мне очень дороги… по Изембарду и Ротель из Тенеса. Если вы станете молиться, попросите, чтобы Бог их защитил… если они не погибли.
– Как, ты сказала, их зовут? – Услышав имена, Года переменилась в лице.
– Изембард и Ротель, – повторила девушка, изумившись столь бурной реакции. – Ротель пропала во время нападения, а он отправился ее искать, но никто из них так и не вернулся.
– Из дома Тенесов? – требовательно переспросила дама.
– Так он мне однажды назвался, – уточнила Элизия и пожалела о своей откровенности. Изембард ведь признался ей наедине, втайне. – А почему вы спросили? Вы что-то о них знаете?
Года была очень взволнована, она только кивнула в ответ. Казалось, ей не терпится уйти.
– Я буду молиться и за них, юная Элизия. Да охранит тебя Господь.
Года ушла, чуть ли не силком уводя с площади Арженсию; они направились ко дворцу рядом с базиликой.
– О чем вы говорили? – спросил любопытный Гали из-за спины. – Ты какая-то беспокойная.
– Эта дама обещала молиться за тех, кто не вернулся, – соврала Элизия. Она не хотела упоминать при муже об Изембарде. – По крайней мере, жители Барселоны нас приняли.
– Об этом еще рано судить, Элизия.
Но Элизия его не слушала. Ее по-настоящему взволновала реакция Годы. «Мы сейчас в чужой земле, и мне следует вести себя осторожнее», – подумала девушка.
Виконт предложил части колонов расселиться под деревянными навесами, построенными рядом с графским дворцом, и в церкви, имевшей форму креста, где были закопаны кувшины с зерном – городские запасы на зиму. Прочие разместились на пустырях и в конюшнях при жилых домах. Вновь прибывшие верили, что через несколько дней епископ сдержит свое обещание и отправится в земли, которые Церковь обещала переселенцам. Вечером было объявлено, что Фродоин оправился от недомогания. Колокола призвали к вечерне – в этот день она была торжественной. В храме собралось все барселонское духовенство, включая и аббатов из близлежащих монастырей Сан-Пере-де-лес-Пуэльес и Сан-Пау-дел-Камп. Оставшееся место заняли семейства патрициев, а простолюдины заполняли площадь.