— В листке все изложено. Мне ты предложишь сплавиться по Потомаку, в западной части Мэриленда. Думаю, нам не стоит давать этим шпикам чересчур подробную информацию.
— А что они могут предпринять? Ринутся следом на скутерах?
— Нет. Это просто предосторожность. Не хочу, чтобы они были рядом.
— Странно все это, Кайл.
— Да. И будет еще более странно.
Неожиданно резким движением руки Джой отодвинул тарелку с пиццей, склонился над столом и, глядя другу в глаза, произнес:
— Согласен, но ты должен дать мне хотя бы ключ.
— Илейн вернулась. Вспомнила, как ее оттрахали.
Едва ли не распластавшийся за секунду до этого на столе Джой, как от удара, выпрямился. Какая еще Илейн? Он совершенно не помнил ее фамилии — если вообще когда-нибудь ее слышал. Неприятный случай произошел лет пять-шесть назад, причем полиция не просто закрыла дело, а прямо-таки захлопнула его. Спро́сите почему? Да потому что там ничего не было. Изнасилование? Ну уж нет. Половой акт, причем с полного согласия партнерши. В декабре у него помолвка с девушкой, о которой он мечтал всю жизнь. И этому ничто не может помешать. Его ждет карьера, блестящее будущее, у него доброе имя, наконец! Неужели давно забытый кошмар еще не кончился?
Слов вертелось на языке так много, что Джой не сумел произнести ни одного. Он сидел и лишь отрешенно смотрел в пространство. Кайлу стало искренне жаль друга.
«Она не спит?» — спрашивает Джой.
Молчание. Ни звука не издает ни Бакстер Тейт, ни девчонка.
— Пока мы в состоянии справиться с этим, Джой, — услышал он голос Кайла. — Ситуация паршивая, однако мы что-нибудь придумаем. Нам предстоят долгие часы трудных разговоров, но не здесь, не сейчас. Вставай, пошли.
— Да. Да. Как скажешь.
Вечером Кайл встретился с отцом в греческом ресторанчике «Афинянин». На ужине был и Джой Бернардо. Успев заранее разогреть себя двумя бокалами джина с тоником, он так расслабился, что едва мог поддерживать невинную беседу. Может, причиной его неразговорчивости являлось не спиртное, а растерянность или страх, но Джой почти не подавал голоса за столом. Перед тем как раскрыть меню, Макэвой-старший осушил две рюмки мартини, а затем пустился в воспоминания о громких судебных процессах. Следуя его примеру, друг Кайла тоже заказал сухой мартини. Скоро спиртное все же развязало ему язык, но ничуть не подняло настроения.
Кайл привел его с собой по одной-единственной причине: ему не хотелось выслушивать нравоучения отца по поводу ловушек корпоративного права и необходимости заняться более достойным порядочного человека делом. Однако после второго мартини, когда Джой стал почти невменяемым, Джон Макэвой предпринял такую попытку. Сын предпочел не спорить, хрустел чесночными гренками, временами поддакивал и слушал. На скатерти возникла бутылка красного вина. Отец затянул новую историю — о неимущем, но благородном клиенте, чью запутанную тяжбу удалось выиграть. Так было всегда, ну, или почти всегда. Героем всех таких историй был исключительно он сам, а бедный человек оказывался спасенным, находил защиту и утешение.