В душе поселился даже не страх, а стылый ужас и полная безнадёга. Не столько даже от боли, сколько от етой самой безнадёги, невозможности хоть как-то ответить. Даже в самых прежестоких драках с кольями и кровищей, противнику доставалось немногим меньше. И азарт с обеих сторон, злоба.
А здесь от бьющих плещется скука в каждом движении. И потихонечку приходит понимание, што если надо, будут бить вечно. Не умом, в душе где-то.
Болезненный тычок куда-то вниз живота, и Иван Карпыч со стыдливым ужасом понял, што обосцался. Как маленький. Несколько бесконечных минут спустя, и последовал очередной тычок, от которого шумно опорожнился кишечник.
Снова удары, и понимание — забьют. Вот так вот просто, чуть не на глаза проходящих мимо проулка людей. Насмерть. Или хуже тово — покалечат, оставят гадящим под себя, шарахающимся от каждого резково движения.
Он заскулил и свернулся клубочек. Окровавленные губы выплёвывали бессвязные униженные мольбы. Сами, помимо головы. Сломался.
Короткая заминка, и мужика с лёгкостью неимоверной вздёрнули вверх за ворот. То не противился, пытаясь удержаться на подкашивающихся ногах и мотыляясь вслед малейшему шевелению руки.
В заплывших глазах застыл ужас и покорность судьбе. Сейчас его можно толкнуть к петле, и он сам просунет голову и сделает шаг. Только бы всё закончилось!
— Тля, — Перед глазами Ивана Карпыча появился ещё один мужчина, глядящий брезгливо, как на испачканную в говне подмётку сапога, — насекомое. Ты насекомое?
Безжалостные, совершенно зачеловеческие глаза оглядели Ивана Карпыча с ног до головы, и тот понял, што вот он — ужас! Этот… это… самое страшное, што он видел в жизни. Глянешь вот так издали — купец средней руки, а в глаза — не иначе как Сам!
— Да-а… — Выдавил крестьянин, со страхом и надеждой ощущая подкатывающее беспамятство.
— В глаза, насекомое!
Его встряхнули, и мужик собрался остатками сил.
— Да-да, — Зачастил он, — в глаза, барин… в глаза…
Проснулась вбитая поколениями раболепная покорность к тому, кто Имеет Право. Бить. Вешать. Насиловать. Обрекать на голодную смерть. Потому как за ними вооруженные гайдуки, солдаты, пушки.
Сейчас тот, кто Имеет Право, встретился Ивану Карпычу в замусоренном переулке. С гайдуками.
— Так почему же ты, насекомое, — Начал выплёвывать слова Сам, — влез в дела людские?
Слова эти сопровождались пощечинами, от которых мотылялась голова у Ивана Карпыча. Несколько раз Сам ударил лично, потом заместо нево подошла явственная проститутка. Скалясь с бешеным весельем, она встала рядом.
— Почему, насекомое?
В етот раз ударила баба. Унижение для справново мужика страшенное, но Ивану Карпычу всё равно. Потому как не она, а Сам через её руки!