.
Еще никто в присутствии Адама ни разу не употреблял слова «окружающая среда». Вырубка лесов Южной Америки оставалась для него закрытой книгой, равно как и то, какое отношение они имеют к макулатуре.
Он прервал Анафему всего один раз, только для того, чтобы согласиться с ее взглядами на ядерную энергию:
– Я однажды был на экскурсии на ядерной станции. Та еще скучища. Зеленого дыма нету, ядовитых отходов нету, чтоб булькали в трубах. Запрещать надо такое, когда ничего не булькает, как надо, а ты едешь специально, чтобы на это посмотреть, а там только стоит полно народу в белых скафандрах, и все тут.
– Там все булькает, когда уходят экскурсии, – сурово сказал Анафема.
– А! – сказал Адам.
– Их бы закрыть сию же минуту.
– И поделом им, раз не булькают, – заключил Адам.
Анафема кивнула. Она все еще пыталась нащупать, что же такого странного в Адаме, и наконец ее озарило.
У него не было ауры.
Анафема неплохо разбиралась в аурах. Она их видела, если тщательно всматривалась. Выглядели они как небольшой ореол вокруг головы, и, если верить тому, что она однажды прочла, по цвету ауры можно было судить о здоровье и общем благосостоянии людей. Аура была у всех. У злобных и неприветливых людей она была похожа всего лишь на жалкий, дрожащий контур, а у людей творческих, открытых ее слой мог быть в несколько дюймов толщиной.
Ей ни разу не приходилось слышать о людях без ауры, однако она не могла разглядеть ее у Адама. И тем не менее он был весел, бодр и не менее уравновешен, чем гироскоп.
Может быть, я просто устала, подумала она.
Во всяком случае, она с удовольствием и удовлетворением познакомилась с таким сто́ящим слушателем и даже дала ему почитать несколько номеров «Нового Водолея», журнальчика, который выпускал ее приятель.
И это изменило его жизнь. Во всяком случае, на тот день.
К изумлению родителей, он рано отправился спать, забрался под одеяло с фонариком, журналами и пакетиком лимонных леденцов и читал едва ли не до рассвета. Иногда с его слипающихся губ срывалось очередное «Круто!».
Когда в фонарике кончились батарейки, он вынырнул из-под одеяла, заложил руки за голову, уставился в темноту комнаты и как будто принялся разглядывать эскадрилью истребителей из «Звездных войн», свисавшую с потолка. Они тихонько качали двойными, похожими на букву «Х», крыльями на полуночном сквозняке.
На самом деле он на них не смотрел. Перед глазами Адама разворачивалась многоцветная панорама его собственного воображения, бурлящая, словно ярмарочная площадь.
Это вам не тетка Уэнслидейла со стаканом. Такое оккультство намного интереснее.