И потом, ему понравилась Анафема. Конечно, она была очень стара. Но когда Адаму кто-нибудь нравился, ему хотелось сделать что-нибудь, чтобы обрадовать их.
Он думал о том, что́ бы сделать такое, чтобы обрадовать Анафему.
Раньше считалось, что мир способны изменить только большие бомбы, политики-безумцы, страшные землетрясения, переселение народов и все такое прочее; теперь, однако, признается, что это весьма старомодная точка зрения, разделяемая лишь ретроградами, полностью отставшими от прогресса. На самом деле, согласно теории хаоса, мир изменяют мелочи. Бабочка взмахнет крыльями в джунглях Амазонки – и в результате на пол-Европы обрушивается стихийное бедствие.
Глубоко в сонной голове Адама появилась на свет бабочка.
Анафема смогла бы – а может, и нет – понять в чем тут дело, если бы в ее силах было определить, по какой именно, вполне очевидной, причине она не видит ауру Адама.
По той же самой, по которой, стоя в центре Трафальгарской площади, ты не сможешь увидеть всю Англию.
* * *
Сработала сигнализация.
Конечно, в том, что сигнал тревоги раздался в центре управления ядерной электростанции, нет ничего особенного. Это происходит все время – просто потому, что там так много табло, индикаторов и прочих подобных штук, что можно не заметить чего-то важного, если при этом не слышится хотя бы «би-ип».
А начальник смены на ядерной электростанции должен быть умен, невозмутим и хладнокровен. На человека, годящегося на такую работу, можно положиться. Он не бросится туда, где поставил машину, при первых признаках чрезвычайного положения. Он выглядит так, словно курит трубку, даже если он ее не курит.
В три часа ночи в центре управления ядерной станцией в Тернинг-Пойнт обычно тихо и спокойно и делать там, в общем, нечего – только заполнять журнал дежурств и прислушиваться к приглушенному гулу турбин.
Так было до сих пор.
Хорэс Гусс поглядел на мигающие красные огоньки. Потом он поглядел на табло на пульте. Потом он поглядел на лица коллег. Потом он поднял глаза на другое табло, побольше, на дальней стене. Со станции уходило четыреста двадцать практически безопасных и почти недорогих мегаватт. Судя по другим индикаторам, их ничто не производило.
Он не сказал: «Этого не может быть». Он не сказал бы: «Этого не может быть», даже если бы мимо него проехало стадо овец на велосипедах, играя на скрипках. Инженеры, которые чувствуют свою ответственность, такого не говорят.
Поэтому он сказал только:
– Альф, звони директору.
Прошло три очень насыщенных часа, наполненных телефонными, телексными и факсовыми сообщениями. С постели подняли двадцать семь человек, одного за другим, в быстрой последовательности. Они, в свою очередь, подняли с постели еще пятьдесят три человека, просто потому, что если тебе и хочется что-то знать, проснувшись в панике в четыре часа утра, так только то, что ты такой не один.