Шин показал пальцем на неизбежный мамин портретик на столе. Мама на нем очень обыденно сидела в кресле на крыше какого-то уродливого строения.
– Абсолют является тогда, когда он особенно нужен. Вот когда массовый суицид с благословения Баала и стараниями твоего папэ был почти неизбежен – к нам небеса и послали твою маму. Ингуся – единственный настоящий адепт, Вилли. Даже не адепт, а Спаситель с даром дарить чудо, умеющая творить небывалое – насыщать любое самое простенькое действие или предмет живым теплом и добротой. Я сам свидетель, однажды незнакомой гадкой тетке на улице пару слов сказала, смотрю, та готова за ней как собачка до дверей бежать. Все мы готовы были. И бегали, чего уж там, Гюнтер с ума сходил порой. Представь, она для каждого из наших головорезов как дочь, жена и мама в одном лице. Ее не просто любили, Вилли, она для нас была воплощением того, за что стоит бороться. И при этом – живой и очень ранимый человек. На ее фоне даже Бадендорф со своими громкими проектами полностью терялся, отвечаю. Баал живет в каждом из нас, но глядя на Ингу, мы смогли запереть его в себе навечно. Каждый по своему, но дальше нас ему не пройти. Вот такая она, твоя мама. Поэтому и к тебе тут отношение на грани религиозного. Ты ее сын и один из тех, над кем Баал не властен. Человек без тьмы внутри.
– Звучит кошмарно.
– Кому как. Гюнтер пытался поначалу воевать с этим обожествлением Инги, только он и сам на нее даром что не молился. Так что добро пожаловать к последним культистам-фанатикам планеты, здесь все ради тебя, можешь хоть по стенкам бегать, слова никто не скажет. И, да… Чем, говоришь, мы можем тебе помочь?
Не знаю подробностей прошлой жизни адепта Шина, но сафари он мне закатил – прощай здоровье. Это как с Сатаном по Шеолу без тапочек или про мышей и кактус.
Сначала мы порядком нарезались, как он утверждал – для храбрости. Я не понял, чего нам стоит бояться, потому что передвигаться обоим предстояло исключительно верхом на эсминце под пристальным присмотром вооруженных до зубов рыцарей Ордена Инги. Я не шучу, он действительно так назывался, пусть и неформально.
Пешую прогулку по Иерусалиму дядька Шин оставил на закуску, сразу дав вертикальный старт в некогда независимое, а теперь принадлежащее Китайской Коммуне государство Бангладеш.
Ядрен-батон, я теперь всю жизнь буду нервно коситься через плечо на последствия своих действий. Ведь я мог тихо хакнуть спутник, а не лезть лично в самую утробу Нечистого в компании неунывающего адепта, щеми его в сфинктер, Шина.
Четыре человека на квадратный метр земной поверхности копошатся в поисках отсутствующей пищи. Грязь? Нет, это совсем другой уровень восприятия, ребята. Гниль, разведенные фекалии в колодцах, и глаза… В них нет ничего живого, самый удолбанный в кашу торчок на танцполе в триста раз человечнее этих существ. Я просто не мог объяснить себе, что они – вроде как живые люди, умеют даже как-то любить. На моих глазах взрослая особь женского пола отрезала ногу еще живой собаке, протянула ребенку не слишком опознаваемого возраста и взялась за следующую. К собаке стояла очередь.