Пап. Спаси меня, пжалста.
Потому что я не смогу как ты, прости уж засранца, я не так уж крут, как бесчувственный ты.
Или дай мне свой вселенский тынч, ты же неспроста все это задумал.
Потому что мои глаза мне больше не принадлежат, они больше не могут смотреть, только льют соленое море, из которого все мы когда-то вышли рыбами, птицами и прочими порченными инфузориями, мать ее, туфельками.
Дай мне меч, Гюнтер, етить твою медь, фон, суко, Бадендорф, чтобы сразить это нечто категорически навсегда.
Пап. Пожалуйста, а? Иначе на кой хрен ты или я?
Сказать, что я бежал от реальности? Да. По моим желтым дорожкам найти ссущего – проще некуда.
Нас не этому учил Велвел Меламед, но уж слишком много всего случается на местах, отличных от сказок бабушки Туве. Я б не поверил, не пробей я камеры Молоха на тру визуал.
Да, наши корабли-инвесторы по твоей личной инициативе старались изъять максимальное количество детей грудного возраста из ада, но родители прятали их от нас, берегли для жертвоприношения Баалу. Твердо зная, так – надо. Для ребят так будет лучше. Кому не знать, как папам с мамами?
Кто я теперь, о всеподозревающий Гюнтер фон Бадендорф, мой отец, мясник, единственная жертва и мессия? Как мне жить дальше с этим? Дай ответ, умоляю, потому что только гранит, из которого сделано твое беспощадное холодное сердце, может воспринять весь это ужас и не расколоться вдребезги.
Где ты, папа. Вернись, потому что именно сейчас ты так нужен мне…
Я – Антихрист, пришедший вам во плоти. Моя цель – низвергнуть вас, вашу долю и весь ваш мир в небытие и забвение.
Нет мне других желаний, и вам не устоять предо мною, грешащие тайно и явно.
Я видел сады Эдема, я пожинал райские пажити, но вы оскорбили взор мой подсудными деяниями, осквернили его смрадным дыханием.
Теперь я сотру вас всех, как один, как вода смывает пыль, бесследно. Не будет спасения более, есть только расплата за ваше и отцов ваших.
Не быть потомкам, уйдете все в пучину, где нет искупления, только страдание.
Место вам больше не Земля Обетованная, но хладные скалы и горящие пески.
И не успокоюсь я, пока последний из вас не возвопиет в муках и не сгинет.
Я вдруг услышал это.
Чужие мысли в моей собственной голове. Кто-то шептал мне это из подкорки. Это мой или папин голос? Я достучался? Да нет, Гюнтер фон Бадендорф в очередной раз погиб и лежит, набив брюхо сочным свинцовым виноградом, в ожидании очередного воскрешения.
При нем, не спорю, могли бы ожить шесть планетарных орудий, послушный Молох навелся бы на снующее уродство внизу, птицы из пепла взлетели бы к небесам, покоряясь Розе Раскаленных Ветров.