Мама сидела в моем шезлонге и уже несколько часов не сводила с меня глаз. Мы уже наплакались, насмеялись и еще раз наплакались, Полина суетилась, тащила нам какие-то вкусные булки, подливала чай, Бруня терлась о ноги, а Инга фон Бадендорф все не могла на меня насмотреться.
– Мам, да прекрати, мы снова вместе, и уже никогда не разлучимся.
– Конечно, котенька, теперь уже точно. А у тебя очень заботливая девочка.
– Это Полли. Она транстаймер, и у нас любовь.
– Божечки, какой ты стал взрослый… Как же долго я этого ждала.
– Расскажешь, что с вами приключилось?
– Нечего рассказывать. Ты родился, пришла пора интернатуры, а я не смогла тебя отдать. Все могла, но отдать своего ребенка, чтобы видеть по два часа – не сумела. Гюнтер говорил, что кто же еще, если не мы, а я была не в силах, просто отказывалась понимать его, я же все-таки мама. Тогда он и поступил, как всегда умел – правильно, но очень жестоко. Попросил слетать к гравитационной аномалии, проверить состав. Два дня работы, и я была бы дома. Мы прилетели, и тут аномалия схлопнулась, хотя и не должна была, и мы вместе с ней. Аномалии обычно не стойкие, лет через двадцать-тридцать рассасываются, Гюнтер это знал, поэтому меня и послал, чтобы изолировать и не подавать Теократии плохой пример. Но внутри аномалий есть свой мир, ничем не похожий на наш. Другие физические законы, другое время, совсем другая причинная связь. Аномалия живет одновременно в двух пространствах, поэтому никто из наших не погиб, но нам очень сильно досталось. И доставалось все тридцать лет, которые я должна была проводить с тобой. И я никогда не смогу простить за это Гюнтера. А раз его тут сейчас нет, он опять умер?
– Да, подстрелили баалиты. Но времени прошло изрядно, думаю, что скоро появится. Представляю, как он будет рад. И тетя Эрика тоже.
Мама грустно улыбнулась:
– Конечно, котенька, конечно они будут очень рады, как же иначе.
Мы болтали и болтали, время было далеко за полночь, я рассказывал о моих похождениях, мама хмурилась, а когда речь зашла об адепте Шине и его десантниках в кровавых комбинезонах с белыми портретиками на груди – смущенно покраснела, будто что-то мелькало там между ними когда-то. Рассказала, как в далеком двадцать первом веке адепт Илай пожирал печеньки целыми противнями у них на кухне в Москве и взахлеб рассказывал о всяких нтересностях, вроде невозможности прилета инопланетян из-за разницы в линейном пространстве или непредсказуемом поведении случайных событий в жизни любого человека. О духовном пространстве и его обитателях, злых и не очень. Мама сразу предложила Полине бросить к черту дурацкую «Эйфорию» и идти работать к ней в отдел развития марсианских колоний, там работы не початый край, и такой прекрасной девушке, как она, это очень понравится. Полли обещала подумать.