– Ты ошибаешься, мой мальчик, – адепт Илай рухнул на трон, создав вполне ощутимое землетрясение, и включил человеческую речь, подозреваю, что исключительно ради Полины, – его нельзя увидеть в обычном смысле. Адептом становишься вовсе не когда ты его почувствуешь, а когда он увидит и почувствует тебя.
– И какой он? – пискнула Полли.
– Большой.
– И папэ его слышал?
– Конечно. Мы все четверо.
Адепт подтолкнул к нам тележку с печенюшками и молоком, махнул хвостом, мол, налетайте, разговор будет долгим.
– Гюнтер всегда был редкостным мерзавцем. В самом что ни на есть прямом смысле, Вилли. На закон ему было наплевать, ограничения он терпеть не мог, смысла в государственной власти попросту не видел. В любом другом случае закончить бы ему свои дни где-нибудь в исправительном учреждении, но судьба распорядилась иначе. Фон Бадендорфы – вполне состоятельное семейство, и могли себе позволить дать ребенку пристойное образование под руководством чутких педагогов. Хоть вылечить у Гюнтера врожденную социопатию окончательно так и не сумели.
– Не замечал в нем человеконенавистнических ноток.
– Он их вылечил вместе с бешеным немецким акцентом. Кстати, любовь к безбашенным отрывам у тебя от него. Он конечно в юности отслужил в армии пару лет и получил диплом, но потом разочаровался в стабильности. Мда… Окончательно решил, что обыденная жизнь слишком скучна, и ударился во все тяжкие.
– Так-таки и во все?
– Тебе и не снилось, малыш. В одиночку объездил половину земного шара с документами и без, кем только не подрабатывал, причем регулярно влезал в сомнительные ситуации, водил самые предосудительные знакомства и, как результат, нередко конкретно попадал. Выкручивался благодаря интуиции и несколько нездоровой паранойе, но несколько дырок в нем добрые земляне все же понаделали.
– Знала я таких. В тридцать уже законченный мачо, вроде ничего не делает, а денег куча. Я с такими старалась не контачить, это не люди, а ходячая головная боль. Чуть зазеваешься, оттрахают и тебя, и твой мозг, – подумала вслух Полина.
– О, да-а… С Гюнтером посторонние люди старались не связываться, – усмехнулся каким-то своим личным воспоминаниям Илай, – а еще твой папэ был неисправимым романтиком, везунчиком и умницей. Читать любил, например, не меньше, чем женщин. Ни то, ни другое, к слову, не прошло, как у многих, с началом компьютерной эры. И в один ужасный для человечества день, в состоянии легкого алкогольного опьянения Гюнтер сформулировал для самого себя тезис, которого продолжает придерживаться и по сей день: «Я настолько крут и независим, что могу себе позволить делать добрые дела». А как человек с амбициями и привыкший мыслить масштабно, он впервые задумался, что конкретно по пунктам его не устраивает в окружающем мире. Подумал-подумал, взял и записал на бумажке.