И он пальцами, смоченными в благовонном елее, начертал крест на груди датской принцессы.
Филиппа бросило в дрожь. Видение не проходило. Кто-то вдруг толкнул его в бок, он едва не упал, успев увидеть промелькнувшую и тут же исчезнувшую волосатую руку с когтями… Он отшатнулся, взглянул на дядю. Тот, словно ничего не произошло, продолжал нудную, тягучую церемонию. Филиппу вдруг захотелось остановить ее, он уже открыл рот… но не смог. Голос исчез, перед глазами стоял туман, в голове все перемешалось: дядя, епископы, козлиная рожа с бородой, алтарь и снова дядя. Потом молебен. Протяжные, безразличные, пресные голоса…
Сколько это длилось, Филипп не мог бы сказать. Увидел только, как расступились святые отцы, и архиепископ дал знак супружеской чете подниматься с колен. Встав, Филипп ощутил беспокойство, напряженность людских масс, глядевших, вытянув шеи, в сторону алтаря. Впереди всех королева-мать. Тревожный взгляд ее метался от сына к брату и обратно. Глаза говорили Гильому: «Видишь, я была права. Дьяволица только что стояла перед тобой. Как ты мог не увидеть?» Посмотрев на нее, он нахмурился. Ее волнение передалось ему.
Филипп не помнил, как они вышли из собора. Но когда он подошел к ступеням, когда глубоко вдохнул в себя свежий воздух и устремил взгляд на дома, окружавшие площадь, пелена спала с его глаз. Он вдруг отчетливо понял, что была совершена ошибка – глупая, непоправимая. И виной всему он сам. Зачем он решился на этот шаг? Кто заставил его? Какая сила побудила его поверить в то, что колдовские чары исчезнут на ступенях алтаря? А они не исчезли. Нет! И это означало, что Бог не захотел ему помочь. Но коли так, значит, Он против? Значит, не желает, чтобы датчанка была королевой, и архиепископ начертал свой крест на груди пособницы князя тьмы!..
Король не смотрел на жену, которая шла рядом и улыбалась. Он боялся, что снова увидит поросячье рыло или козлиную рожу, а позади хвост, который будет приподнимать платье. Он уже понял, что никогда не сможет лечь в постель с той, которую только что сделал королевой. И он уже знал, что предпримет дальше. Ему не нужна такая жена, а его народу такая королева. И, пока Господь совсем не отвернулся от него, – а ужаснее этого ничего и выдумать нельзя, – Филипп решил исправить ошибку. Ему будет стыдно и тяжело, но он должен это сделать. Он король, и его воля священна. Он выполнит это, что бы там потом ни говорили. Жаль приданого, ну да все равно это только в будущем, до которого датская статуя не даст ему дотянуть. Ах, друзья! Они оказались правы. Почему он их не послушал? Где были его глаза, куда подевались мозги?…