– Они впитывают жир, не так ли? Становятся масляными и оставляют следы на столе, понимаете? Вот почему я особо просил, чтобы тарелки были настоящими и вилки тоже. – Он взял белую пластмассовую вилку, переломил пополам и выбросил в мусорную корзину. – И что бесит меня больше всего, Лу Дэлл, так это то, что в этот самый момент судья Харкин, адвокаты, их клиенты, свидетели, служащие суда, зрители – все, кто имеет отношение к процессу, обедают в хорошем ресторане, пьют из настоящих стаканов, едят на настоящих тарелках, настоящими вилками, которые не переламываются пополам. И заказывают хорошую еду из весьма богатого меню. Вот что меня бесит. А мы, присяжные, самые главные действующие лица этого проклятого процесса, торчим здесь взаперти, словно первоклашки, ожидающие, пока им принесут печенье с лимонадом.
– Эта еда очень хорошая, – сказал в свое оправдание мистер О’Рейли.
– Думаю, вы немного преувеличиваете, – заметила, обращаясь к Николасу, миссис Глэдис Кард, чопорная маленькая дама с седыми волосами и сладким голосом.
– Тогда ешьте свой мокрый сандвич и не вмешивайтесь, – весьма грубо огрызнулся Николас.
– Вы что, каждый раз за обедом собираетесь валять дурака? – обратился к Николасу Фрэнк Эррера, отставной полковник откуда-то с Севера. Эррера был невысок, но осанист, с маленькими ручками и, как выяснилось, собственным мнением по любому поводу. Он один по-настоящему огорчился из-за того, что не его избрали председателем жюри.
Джерри Фернандес уже окрестил его Наполеоном. Наполеоном для бедных. Или Полковником Замедленного Действия.
– Вчера вы, кажется, не возражали, – парировал Николас.
– Давайте есть. Я умираю от голода, – сказал Фернандес, разворачивая свой сандвич.
Несколько присяжных последовали его примеру. Над столом поплыл запах жареных цыплят и чипсов. Поставив на стол коробочки с салатом-пастой, мистер О’Рейли сказал:
– Я с удовольствием принесу в понедельник настоящие тарелки и вилки. Никаких проблем.
– Благодарю вас, – тихо сказал Николас и сел.
Дело не представляло особой сложности. Двое друзей разработали детальный план во время обеда в клубе «21» на Пятьдесят второй улице, длившегося три часа. Лютер Вандемиер, сотрудник администрации «Трелко», и его бывший протеже Лэрри Зелл, работавший теперь в «Листинг фудз», в общих чертах обговорили его по телефону, теперь им надо было встретиться наедине, чтобы уточнить все без чужих ушей. Вандемиер изложил тревожные события, случившиеся в последние часы в Билокси, не скрывая своей озабоченности. «Трелко», конечно, не была непосредственной ответчицей, но под угрозой оставалась вся табачная индустрия, и Большая четверка стояла насмерть. Зелл это знал. Он работал на «Трелко» семнадцать лет и давно возненавидел всех судейских адвокатов.