Пелена (Гольский) - страница 73

Страха почему-то не было, была досада, желание выпить и обида на Маринку, за что — Паша сам не знал. Ох и достанется же ей, когда он вернётся! Надо было только найти обратную дорогу, а вот это никак не получалось… Один раз он остановился под тусклым фонарём, чтобы в его свете разобраться со своим местонахождением, но не успел толком осмотреться, как из темноты вынеслось нечто похожее на собаку, со странными треугольными ушами, остановилось перед пьяным парнем, с сомнением глядя ему в лицо. Наклонившись к животному, Паша щедро дыхнул перегаром, сложил губы трубочкой, свистнул, позвал негромко:

— Шарик, Шарик!

Ещё и руку протянул, что-то погладить животное, лишь в самый последний момент поняв, что на собаку оно не очень-то и похоже. «Шарик» втянул голову в плечи, в глазах мелькнуло, Паша готов был в этом поклясться, нечто похожее на презрение. А ещё, вдруг усилился посторонний запах, незнакомая химия буквально шибанула в нос, отчего Паша чихнул, щедро оросив соплями морду стоящего перед ним зверя. Отшатнувшись, тот издал невнятный скулёж, затряс башкой, и совершенно по-человечески потёр, два носовых отверстия лапой.

Парень попятился, а зверь стоящий перед ним вдруг сорвался с места и прянул в темноту, лишь некоторое время ещё было слышно протяжное «у-у-у…».

После этого алкоголь как-то сам по себе то ли выветрился, то ли приглушил своё действие — странная встреча заставила осознать, что вокруг происходит нечто неладное. Развернувшись, Паша зашагал в обратном направлении.

В здании музея было тихо. Люди, перепуганные до нервного тика и дрожи в ногах, постепенно приходили в себя. Тихие шаги, рык и шелест за окнами исчезли, лишь иногда доносился непонятный скрежет да скулёж. Ловя эти звуки сквозь дремоту, Максим начинал думать о том, что некто пытается сделать подкоп. В то, что эта затея увенчается успехом в столь короткий срок, он верил слабо, но всё же утром надо непременно проверить периметр здания.

Дверь, ведущую из сувенирной лавки в основную часть музея, они сообща выломали, и даже продавщица Люба, до этого призывающая относиться к окружающей их обстановке с почтительностью и должным пиететом, проигнорировала сей факт. Слишком все устали. Подсвечивая дорогу экранами телефонов, разбрелись по двухэтажному зданию в поисках места для ночлега. Двум присутствующим детям без рассуждений отдали обнаруженную хозяйскую кровать. Шикарная, с вычурными резными ножками, бортиками, балдахином, она возможно и в самом деле стояла здесь с девятнадцатого века, вот только сейчас дела до этого никому не было. С детьми же, прилегли их мамаши, остальные спали кто где и, кто как.