Тридцать один человек. Именно столько их было заперто в музее. Кому и зачем понадобилось устраивать этот пересчёт — Гитарист не понял, но получившееся количество удивило. Откуда столько набралось?
Подтянув последнюю — шестую струну, он провёл рукой, внимательно слушая звук. Взял аккорд, второй, пробежался перебором. Подумав, поправил первую струну и на этот раз результат его удовлетворил. В этой части дома, насколько он помнил, на ночлег никто не остановился. Не было тут жилых комнат. Из комнаты, где он находился, можно было попасть лишь в бальный зал, с двумя рядами старых стульев с бордово-красной обивкой, несколькими журнальными столиками — возможно в позапрошлом столетии там стояли напитки и закуски для благородных господ и их дам. В углу гордо взирал на окружение старинный белоснежный рояль.
Взял аккорд, негромко затянул свою любимую:
Вот и всё, я обещаю любить.
Вот и всё, и моё слово — закон.
Вот и всё, надо уметь уходить.
Вот и всё, я закрываю сезон.
Ванёк запнулся. Отчего то сейчас в привычных, казалось бы, энергичных словах, ему почудилась обречённость, которой ранее там не было. Дурацкая ситуация! Ночью они точно обезумившие телефонные хулиганы пытались дозвониться до всех подряд: до полиции, до МЧС, до пожарных, до скорой, и кажется даже до службы газа. Кто-то звонил в газеты и друзьям блогерам, мамаша, прижимающая к себе мальчика лет десяти, дозвонилась до дяди (у меня дядя — министр, я вам обещаю, нас уже через пол часа вытащат и ещё извиняться будут что так долго ехали!!!) и долго рыдала в трубку, описывая пережитый страх. Не везде брали трубку, в частности служба газа ни разу не ответила, некоторые номера были просто постоянно заняты, но это никого не смущало. Они просили помощи, требуя её немедленно, описывали происходящее, умоляя поторопиться, грозили шумихой в прессе, жалобами в администрацию президента и в суд по правам человека, получая в ответ лишь усталые просьбы подождать, потерпеть — скоро всё наладится, ведь помощь уже в пути. А ещё, почему-то настоятельно рекомендовалось не пытаться покинуть город самостоятельно, все службы как сговорившись, раз за разом повторяли, что это может быть опасно. Это пугало, появлялись новые вопросы, на которые никто не отвечал, или отвечал уклончиво, не объясняя причин, зато вновь и вновь озвучивая это предупреждение.
Сам Ванёк никуда не звонил — родители уехали отдыхать к родне в Воронеж, и единственное что он мог — это мысленно благодарить ту самую родню. Лишь позже до него дошло, что узнав из новостей о происходящем в городе, родители будут беспокоиться ещё сильнее, и надо было подать о себе весточку… А потом мобильная связь сдохла, да так и не была восстановлена. Но ведь в любом случае, о их беде знают, и город, несомненно, давно окружён силами военных и МЧС. И ещё чьими-нибудь, наверняка сюда согнали всех, кого только можно. Ванёк был бы рад любой помощи, да пусть хоть французские голубые каски пригонят — лишь бы толк был. Странно только, что вся эта гипотетическая толпа народу, никак себя не проявляла — не летали вертолёты, не раздавались в мегафоны бодрые команды. Ждут утра? Но ведь пока они медлят, здесь, в серой пелене бродят серые создания, ползают живые верёвки и трясутся от страха тысячи граждан. Как бы то ни было, ни одно правительство не способно оставить на убой такое количество народу, а значит надо лишь подождать, совсем немного.