Он отшатывается, покидает, пренебрегает, отказывается. Отказывается от ее тепла, от рая, от наслаждения. Боль столь сильна, что он плачет. Крупные слезы катятся из его глаз, капают на их до сих пор соединенные руки.
Она вскидывает глаза – там темная, грозная буря. Лицо неподвижно. Не дрогнув ни одним мускулом, она отпускает его запястье и делает шаг назад, к креслу.
Он падает в свое. Ныряет в спасительные бумаги, но не может понять ни слова. Почерк у мальчишки Шарпантье, конечно, не ах, но это совсем уже какая-то арабская вязь.
– Вина, ваша милость? – улыбается ему вернувшаяся служанка. Он молча подставляет бокал.
Вино не в силах унять ни смятения, ни боли. В виски колотится кровь, вокруг черепа словно сжимается огненное кольцо – медленно, но неумолимо.
Под веками вспыхивает белый огонь – раз, другой, третий – затем тьма уверенно обнимает его.
– Женевьева! Скорей сюда! Дебурне! Дебурне! – кричит Мари. – Его преосвященству плохо!
Арман несколько раз приходит в себя – только чтобы увидеть хмурое лицо Дебурне и испуганное – Мари, и простонать: «Больно».
– Дебурне, кажется, повязка уже нагрелась, – говорит Мари, протягивая новый кусок полотна, вымоченный в ледяной воде. Менять повязки приходится каждый час – иначе Арман хватается за виски и стонет. Мари удается уговорить Дебурне принять помощь и доверить хозяина ей и Женевьеве.
– Давненько у него не было припадков, – осторожно придерживая голову хозяина, Дебурне вливает ему в рот воду пополам с вином – для подкрепления сил. – В детстве-то – чуть не каждый месяц. А сейчас редко, да и не буйствует. И молчит, что удивительно.
– А раньше не молчал?
– Раньше все молитвы читал. Или стихи. Иной раз заслушаешься – так складно, красиво… Я как-то раз повторить попросил – так ничего не помнит. Ни что говорит, ни что творит в беспамятстве.
– Совсем-совсем ничего? – деловито спрашивает Мари, поправляя больному подушку.
– Совершенно! – Дебурне удрученно разводит руками. – Да Бог с ней, с памятью – лишь бы бегать не начал – может и до леса добраться. Или до болота, – предупреждает Дебурне. – Если вдруг что – вы уж будите меня, а то не сыщешь потом. Если не проснусь, так вы уж не жалейте – по щеке ударьте или облейте водой. Сплю я больно крепко…
– Разбужу, – словно чем-то очень обрадованная, Мари кивает, стягивая на груди платок. – Как жаль, что некому отворить кровь – ближайший лекарь в Люсоне.
– Да не больно-то это помогает, – морщится Дебурне. – Кровь на руке отворяют, а болит-то голова. Какая связь?