Клод еле справился со ставнем, последний раз открываемым, пожалуй, до казни Жанны Д’Арк, впустил в комнату дыхание леса – запахи сырой хвои, грибов и мха. Гроза закончилась. В прореху меж туч глядела луна – круглая, бледная и пятнистая. Словно монета, что выпросила у него девчонка из труппы.
Ухнула сова – совсем рядом, Клоду показалось, что мягкое крыло коснулось волос на макушке. Возможно, совы гнездились прямо под крышей спальни. «Мари тут понравится, она всегда хотела жить в замке…» – подумал Клод, засыпая.
– Успеть бы в «Святой Фиакр» до грозы, – Гийом озабоченно поглядывал на небо.
– Главное – до темноты успеть, – буркнул Клод, утирая пот с лица. Для этого ему пришлось держать повод одной рукой, и Воронок тут же встал. Глядя на его жилистую шею, над которой вились оводы, Клод только вздохнул – дорога его вымотала. Ноги затекли, поясницу ломило – он постарался утешиться мыслью о том, что завтра к вечеру будет дома. Клод пришпорил коня, вытер рукавом грязь с лица – Воронок шлепнул копытом в особо глубокую лужу, коими изобиловала дорога после вчерашнего дождя – и вскоре догнал остальных.
Они успели до грозы – на небе погромыхивало, но яркое до рези в глазах солнце стояло высоко над лесом, давая основания надеяться, что буря пройдет стороной и не размоет дорогу.
Клод сразу рухнул на бугристую кровать, застеленную ветхим вышитым покрывалом – ноги гудели, горела шея, искусанная оводами, – и проснулся от голоса Гийома, почтительно оповестившего, что ужин готов.
Кроме жареной рыбы и куриной лапши, хозяйка подала пирог с ревенем.
– Только для вас и пекла, – сообщила она, выкроив сочащийся медом ломоть и кладя на тарелку перед Бутийе. – Пусто сегодня.
Клод и сам видел, что в зале с закопченным потолком и грудой перьев перед очагом больше нет постояльцев – чему был несказанно рад.
Тем большим ударом для него было обнаружить на кровати письмо.
Клод помедлил, затем схватил – обычная желтоватая бумага, красная восковая клякса – никакого оттиска, никакой подписи или другого намека на личность отправителя.
«Мсье, единственно из уважения к вашей почтенной особе, считаю своим долгом сообщить, что на вашей груди пригрелась змея. Известно ли вам, что в вашем доме епископ Люсонский пользуется всеми радостями, включая супружеские?
Эти последние слова означают многое, так как из них явствует не только осквернение таинства брака, но и нарушение обетов духовного лица, коим является этот недостойный пастырь, чьи красноречие и обольстительная наружность употреблены им на грех и блуд.
Сегодняшней ночью, пользуясь отсутствием законного супруга, в комнате нечестивца, называющегося вашим другом, недостойная жена и недостойный пастырь вновь предадутся самой разнузданной похоти – кто же призовет их к ответу?