– Клянусь головой Святого Дени, разгоните этих tuttibarboni* ко всем двуглавым ехиднам! – подкрутил усы Кончини. – Давно пора!
– Пусть дю Вер сегодня же приносит присягу. Начнем с юстиции. Потом Жаннин, финансы, – его замените вы сами, Барбен. Потом Клод Манго на место Виллеруа, – королева размашисто расписалась и ласково поглядела на Армана. – А вас, епископ, мы назначаем государственным советником. С жалованьем в шесть тысяч ливров.
Арман возликовал – жалованье, хоть и небольшое, спасет его от финансовой катастрофы: нищий в Лувре ни на что не мог претендовать и надеяться. На платье, обувь, перстни и золотую цепь для наперсного креста ушли все деньги, взятые в долг, и нечем было оплачивать квартиру – любезно найденную для него мадам Бурже. Просто редкая удача, что ей удалось найти приличное и недорогое жилье между Бурдонне и улицей Прачек.
Однако первое жалованье он, к собственному удивлению, потратил не на проценты по долгам и не на квартиру.
*Тuttibarboni (итал.) – всех старикашек.
Глава 31. Анхел Ризаниас ди Азиведу (май 1616)
Он не мог не остановиться, услышав:
– В Авиньоне под мостом все танцуют, став кругом! – тоненький голосок, слегка скрипучий и ни на что не похожий, тем не менее следовал мелодии точно и чисто.
– Кавалеры так танцуют! – Арман двинулся на голос, раздвигая плечом толпу, осаждающую торговцев на Новом мосту. Он быстро отвык от осторожности и почтительности, приличествующих духовному лицу, перестал носить сутану, вернувшись к светскому платью. Тонзуру он тоже запустил, и под пилеолусом, в тех редких случаях, когда он все-таки облачался в скуфейное, теперь тоже вились густые русые волосы.
Арман уступал приличиям лишь в выборе цвета нарядов – носил только черное. Черный шелковый флорентийский бархат, черный дамаст из Венеции, черные лайковые перчатки – только кружева белые да перья на шляпе. Почти всегда.
– Снявши голову, по волосам не плачут, – сообщил он вчера брату, заглянув к нему перед отъездом на маскарад – по сему случаю разряженный в пух и прах в алую с золотом парчу и алые же замшевые ботфорты.
– И кого ты изволишь изображать, брат мой? – хмыкнул Анри невесело – ему предстояло всю ночь проверять караулы, а дома ждала жена. Очередная молодая вдова, Маргарита Гюйо, ответила согласием на ухаживания старшего дю Плесси, и в скором времени он ждал производства в полковники – на покупку патента ушло все приданое.
Вместо ответа Арман выхватил из-под плаща маску венецианского комедианта с огромным носом и приложил к лицу.
– Тебя с твоим ростом никакая маска не спасет, – заключил Анри, обходя его кругом. – Хорош чертовски!