– Арман… – ну вот, чего и следовало ожидать: грудь вздымается, на щеках багровый румянец, от движения ее пальцев, схвативших его маску за нос, последний, кажется, сейчас изменит свисшее положение на боевое, к вящей радости дамы. – Арман, мне душно.
Он послушно транспортирует ее на галерею, где другие парочки уже вовсю лобызаются, а судя по звукам из темных уголков, уже не заглушаемых альтами и флейтами, – и совокупляются.
– Какое бесстыдство, – произносит королева и Арман внутренне стонет – ханжа проклятая! Сама не прочь задрать юбки и отдаться прямо тут, под окнами, на виду у всего двора и родного сына…
Она не раз говорила, что просто посмотрев на «своего епископа», уже приходит в такой раж, что желает немедленного соития. Пусть это происходит на заседании по поводу бюджета на следующее полугодие или возвращению Сюлли из отставки, на парадной лестнице при встрече послов или в лавке ювелира, куда он несколько раз почтительно ее сопровождает, вместе с остальными свитскими, разумеется. Арман знает, что она ничуть не преувеличивает.
Неизвестно, почему ему дана такая способность внушать страсть королеве-регентше, но он этому рад, тем более что на людях Мария держит себя в руках: любезна с ним и не более. Он тоже давно поднаторел в опускании глаз и придании почтительности собственной физиономии, отчего все продолжают пребывать в уверенности, что вдовствующую королеву продолжает ублажать Кончини. А «епископа Елейского» считают любовником Леоноры Галигаи.
Вот и сейчас у поста гвардейцев она поворачивает в свои покои, а он шагает к Леоноре под аккомпанемент вздохов, стонов и смачного шлепанья кожи о кожу оккупировавших все кусты парочек – так что его боевая готовность ничуть не страдает от отсутствия дамы, и в потайной кабинет он является будучи на взводе.
Королева протягивает ему бокал шамбертена. Он осушает бокал, но вино ничуть не утоляет его жажды.
– Арман, вы знаете о своем новом титуле? – улыбается она. – Вас называют епископ Елейский…
Елейский… Шагает к королеве, улыбка тает на ее лице, когда он, взявшись за края корсажа, рвет их в разные стороны. Треск шелка, стук жемчужин – глухой по ковру, звонкий – по паркету. Корсет куда прочнее – из двойного простеганного полотна, но у Армана сильные руки.
Ее вымена вываливаются наружу, он подставляет ладонь – руки у него сильные и большие – длинные пальцы обхватывают грудь, меж указательным и средним высовывается набухший розовый сосок. Не в силах оторваться, одной рукой он сбивает ей юбки вниз, это не занимает много времени с учетом ее торопливой помощи. Красные чулки – какой сюрприз! Не в силах дальше терпеть, он заваливает ее на кровать.