«Донос! Несомненно, донос! Но о чем?» — ломал голову недоумевающий антрепренер.
Наконец из дверей выглянул щеголеватый хорунжий.
— Это вы, господин Кузнецов?
— Так точно-с! — вскакивая с места, по-солдатски гаркнул антрепренер.
Конвойные Казаки ухмыльнулись.
— К градоначальнику! — коротко сказал адъютант.
Рядом с Грековым сидел смуглый, черноусый полковник, в Черкеске, с кинжалом и с золочеными газырями на груди. Кузнецов еще издали поклонился обоим, на сидевшие и не подумали отвечать ему.
Греков пожевал сухими губами, ладонью провел по усам и неожиданно спросил:
— Крещеный?
— Так точно, ваше превосходительство, — закивал головой Кузнецов.
— Не ври, не превосходительство, а полковник. Покажи крест.
Антрепренер судорожно расстегнул пижаму, отдернул рубашку. Увы, креста не было. Он перевел на Грекова умоляющие, испуганные глаза.
— Видит бог, был… был-с крестик. Это я его вчера, наверное, раздеваясь, на столике оставил.
— Опять брехня. Русский, православный человек не может оставаться без креста ни минутки. Не так ли, Казбулат-Мисостович?
— Совар-шэнно вэрно! — с сильным акцентом подтвердил войсковой старшина и похлопал пальцем по кобуре нагана.
— Стихи наизусть знаешь? — неожиданно спросил Греков.
— Какие… стихи? — опешил антрепренер.
— «Какие»? — поджимая губы, передразнил Греков. — Всякие!
— Так точно, знаю.
— А ну, прочти, — приказал Греков.
Кузнецов растерянно задрал голову и стал нараспев читать первые пришедшие в голову стихи:
Скажи мне, ветка Палестины…
При слове «Палестины» градоначальник поднял голову и подозрительно вгляделся в антрепренера.
Где ты росла, где ты цвела,
Каких холмов, какой долины…
— Хватит! — остановил его Греков. — Чьи стихи?
— Михаила Юрьевича Лермонтова, — почтительно доложил Кузнецов.
— Плохой поэт… Против царей писал и всего-то дослужился до поручика, — оказал Греков и продекламировал, размахивая пальцем перед носом обомлевшего антрепренера:
О воин, службою живущий,
Читай устав на сон грядущий
И паки, ото сна восстав,
Читай усиленно устав…
— Вот это стихи! Наш казначей, сотник Перисада, в пьяном виде сочинил… «Верую» знаете? — переходя на «вы», спросил градоначальник.
— Так точно, знаю… и «Богородицу», и «Отче наш», и молитву перед учением знаю… — припоминая забытые еще с детства молитвы, оказал Кузнецов.
— Из жидов? — осведомился Греков.
— Никак нет. Сын купца второй гильдии города Тамбова, Сергей Андронович Кузнецов.
— А почему в таком случае, малоуважаемый и полупочтенный Сергей Андронович, вы осмеливаетесь в столице Всевеликого Донского православного казачьего войска ставить отвратительную большевистскую оперу? — поднимаясь с места и перегибаясь через стол, спросил Греков.