— Сохранились! Дома, говорят, на железной койке спит, шинелью покрывается. А ведь большевики ему тридцать миллионов золотом предлагали, чтобы он Ростов им сдал и не помешал восстание устроить.
— Святой человек, — перекрестилась княгиня. — Вот они, такие люди, и спасут Россию. Знаешь что, Софи, я сама поеду познакомиться с ним.
— Зачем это делать, Мари? Я позвоню старику и попрошу дать полицейских.
— Нет, нет, дорогая. Я просто с благоговением приеду к нему… Я хочу познакомиться с обломкам прошлого, ведь это же кусок старой России… Нет, дорогая, не лишай меня этого удовольствия. Я завтра же отправлюсь к нему, а ты лишь предупреди его, этого святого старика, о моем визите.
— Хорошо, Мариша. Ты просто будешь очарована им и его приемом.
И дамы, в последний раз расцеловавшись, расстались на этот раз уже на самом деле.
***
«Хорош гусь, граф, столичная штучка, а в веселом доме заработал себе по морде, — возвращаясь назад, подумал Греков. — Во всяком случае, эти безобразия надо прекратить».
— Ну как, получили донесение? — входя в кабинет, спросил он адъютанта.
— Так точно. Войсковой старшина Икаев лично доложит о происшедшем… Он у вас в кабинете, — предупредительно открывая дверь, сказал сотник.
Икаев, держа в руках потухшую папиросу, с увлечением читал какую-то книгу. Увидя входящего градоначальника, он поднялся.
— Привет, дорогой Казбулат Мисостовнч! Как провели ночку, какие новости? — усаживаясь в кресло, спросил Греков.
— Все спокойно, уважаемый Митрофан Петрович.
— А я вот считаю, что не все спокойно. У нас в градоначальстве почтенных лиц по мордасам бьют… Где уж тут до покоя!
— Слышал, слышал, Митрофан Петрович. Вы это про графа Татищева говорите?
— Про него самого, — мотнул головой Греков.
— Ну какой же он «почтенный»! Почтенные лица по веселым домам не шляются… Жаль только, что мало наложили.
— Что вы такое, помилуй бог, говорите! Граф, аристократ, принят в высшем обществе…
— Все это было, а теперь он беженец, никчемное существо, альфонс и лодырь… И если бы не атаман, который знал его еще по Петербургу, и не его графский титул, он бы по пивнушкам побирался да за рюмку водки французские шансонетки пел.
— А ведь это верно, — вдруг согласился Греков. — А кто ему морду набил?.. Все же такое дело нельзя оставить без внимания… Говорят, прапорщики какие-то. Для острастки другим надо выслать их на фронт.
— Можно, конечно, только вряд ли вы это сделаете, — зажигая потухшую папироску, сказал Икаев.
— Почему не сделаю? Обязательно сделаю, — разозлился Греков. — Вам известно, кто эти прохвосты?